– С девочкой, Анютой все в порядке?
– Да что с ней сделается, как на землянку указала, я ее с человеком нашим и отправил обратно, сказал Степаныч, продолжая рыться в карманах.
– Сейчас, сейчас…
– Не смейте! Василий Степанович, не смейте впутывать меня в свои делишки! Дали слово – держите! Спасибо что приютили, дом у вас хороший, но это ваш дом, а я временно! Временно у вас снимаю часть помещения.
– Олюшка, но ты… Ты, обещала подумать, иль забыла, как мы к маме твой ездили, и мама тебе советовала держаться за меня? – он с такой теплотой и уважением произнес слово «мама» …
– Вася….– у Оленьки задрожал подбородок и глаза стали наполняться слезами,– ну, зачем ты меня изводишь? Мне профессию получить надо, я учиться хочууу… Я к маме хочуууу…
– Ну, будя, будя, ласточка, не плачь, все, молчу, Герка – то Быковский не пристает боле?
– Нет, как ты с ним поговорил, так я больше его и не видела. Спасибо, тебе, Василий Степанович. Что бы я без тебя делала?
В дверь заглянула горничная.
– Вась, пойду я к себе, прилягу, голова у меня разболелась.
– Иди, иди, да не забудь, завтра повязку поменяешь.
– Конечно, и ты отдыхай, выздоравливай.
Глава 5.
«Лечение Чан Ми». Тамбовский лес 2007 год.
– Опера стояла на пороге своей хибарки, вся превратившись в одно большое и чуткое ухо. Сквозь ее, полупрозрачную фигуру, виднелись деревья. Она смотрела в одну точку.
Ночью прошел небольшой дождь, и ярко зеленые листочки, напитавшись вдоволь влаги, сбрасывали лишние капельки на землю.
Но вот лицо ее расслабилось, она уловила желанный объект и уже не выпускала его из своего поля.
Не сходя с места, она видела себя рядом с Чан Ми, которая шла по лесной тропинке, вдыхая прелый аромат прошлогодней листвы и сладкий запах земляники. Слабенькие детские ножки с каждым шагом вбирали силу земли, и она, эта сила красным потоком окутывала девочку, выжигая травмированные участки, устремляясь вверх, а на встречу струился поток живительной силы космоса, синий, кристальный, закрепляющий, он зачищал ожоги, высвобождая место для формирования новых тканей.
Работа с энергиями, доставляла Опере огромное удовольствие.
С той самой минуты, как она приметила голую пяточку в осеннем лесу, приложила холодное тельце к своей дряхлой груди, всепоглощающая любовь, не знающая границ и возможностей, возродила жажду жизни и в самой старухе.
В ночь после визита доктора Никиты Николаевича, когда он заставил вспомнить то, что давно забылось, она ушла вглубь леса, обливаясь слезами и завывая пуще