Байрону, разумеется, это было прекрасно известно. Это была его самая любимая карточка. На ней был изображен голубой воздушный шар с золотыми фестонами. Такой карточки не было даже у Сэма Уоткинса. Но его друг выглядел сейчас таким маленьким, съежившимся и таким одиноким, что Байрон сунул ему в руки карточку с изображением воздушного шара и сказал, чтобы он оставил ее себе навсегда. А когда Джеймс стал возражать, говоря: «Нет-нет, ты не можешь ее отдать, ведь тогда у тебя уже не будет полной серии», – Байрон стал его щекотать, как бы говоря, мол, ничего страшного, если он даже этой карточки и лишится. Джеймс, который очень боялся щекотки, тут же согнулся пополам и даже взвизгнул от смеха, потому что Байрон выбирал самые уязвимые места – под мышками и под подбородком.
– Перестань, п-п-пожалуйста! – корчась, завывал Джеймс. – А то я заикой стану! – Когда Джеймс начинал смеяться, то сразу превращался в маленького ребенка.
В ту ночь Байрону опять не спалось. Точнее, сон приходил урывками, и тогда ему снилось такое, что он просыпался, насмерть перепуганный, запутавшись в мокрых от пота простынях. Утром, посмотревшись в зеркало в ванной, он с изумлением увидел в нем отражение очень крупного и очень бледного мальчик с такими жуткими «фонарями» под глазами, словно кто-то заехал ему кулаком сразу в оба глаза.
Мать, увидев его, просто в ужас пришла и, разумеется, сразу же велела ему остаться дома. Байрон стал было возражать, сказав, что у него сегодня важная контрольная, имеющая отношение к грядущим экзаменам на стипендию, но мать с улыбкой возразила, что один пропущенный день никакого значения для получения стипендии иметь не может. И прибавила, что тогда она с полным правом может не ходить «на этот дурацкий кофейный утренник».
Последнее заявление Дайаны встревожило Байрона. Если она нарушит традицию, другие матери могут что-то заподозрить. Он согласился пропустить один день, но про себя решил сделать так, чтобы мать непременно пошла пить кофе со всеми вместе.
– Я тоже хочу денек посидеть дома, – заныла Люси.
– Ты же совершенно здорова! – упрекнула ее мать.
– Байрон тоже ни капельки не болен, – возразила Люси. – У него даже сыпи никакой нет!
Раз в месяц матери одноклассников Байрона устраивали «кофейный утренник» в единственном крупном универмаге города. В городе, разумеется, были и другие кафе, но все они относились к заведениям нового типа и располагались в дальнем конце Хай-стрит, там подавали американские гамбургеры и молочные коктейли с разноцветными добавками. А в чайной комнате универмага, которая открывалась в одиннадцать, все было, как полагается: деревянные кресла с позолотой и синими вельветовыми подушками, официантки в аккуратных белых фартучках с кружевами, выпечку к чаю там подавали на тарелках с красивыми бумажными салфеточками, а к кофе приносили на выбор молоко и сливки, а также тоненькую мятную шоколадку в черной обертке.
В то утро на утренник собралось пятнадцать матерей.
– Какая