Айлин останавливается так резко, что мистер Мид налетает на тележку с рождественскими товарами.
– Только посмотрите на нас, – говорит она, обращаясь не только к мистеру Миду, но и ко всему залу – к покупателям, к обслуживающему персоналу в дурацких оранжевых шляпах и даже к пластиковым столам и стульям. – Посмотрите, как мы живем.
Все остолбенели. Никто ничего не отвечает. Наступил миг всеобщей неподвижности, все вокруг замерло, словно кто-то повернул выключатель или просто все вдруг позабыли, что следует делать дальше. И только елка, похоже, помнит о необходимости совершать свои превращения и продолжает радостно вспыхивать зелеными, красными и синими огоньками. Затем лицо Айлин искажает какая-то странная недоверчивая гримаса, и из ее горла начинают доноситься какие-то дикие громогласные звуки, которые на самом деле не что иное, как смех. Но Джиму опять кажется, что смеется она вовсе не над этими людьми, а вместе с ними. Словно смотрит некий спектакль, в котором сама же и участвует, и он вдруг показался ей невероятно смешным.
Айлин поворачивается, невольно демонстрируя бело-серые ноги, поскольку ее юбка некрасиво задралась, зацепившись за что-то.
– Ах, чтоб тебя! – сердито фыркает она и поправляет юбку, потом, держась за перила, торопливо спускается вниз по той лестнице, что предназначена только для посетителей кафе.
Когда она исчезает, в кафе вновь воцаряется тишина. Всем ясно, что случилось нечто из ряда вон, и никто не готов сдвинуться с места, пока не поймет реальный масштаб ущерба. Раздается чей-то неуверенный шепот, но так как ничего особенного не происходит – ничто не рушится, не падает на пол, – кто-то начинает тихонько смеяться, потом чьи-то голоса вплетаются в плотную ткань тишины, и вскоре атмосфера в кафе становится прежней.
– Эта женщина уволена! – изрекает мистер Мид, хотя его заявление можно и оспорить – скорее уж Айлин уволила себя сама. – Всем немедленно вернуться к работе! – Тут мистер Мид замечает Джима и кричит: – Джим, как у тебя шляпа надета?
Джим старательно поправляет съехавший головной убор. Возможно, даже к лучшему, что он никогда больше не увидит Айлин: за этой женщиной вечно тянется целый шлейф хаоса. И все же ее слова, брошенные на прощанье, все еще звучат у него в ушах, как и ее щедрый громогласный смех. А еще Джиму хочется знать, какой сэндвич она бы приготовила для него. Положила бы она туда хрустящий картофель, салат-латук и помидор, вырезанный звездочкой? Он вспоминает, как когда-то давным-давно у них на лужайке подавали хорошенькие, разрезанные треугольничком, маленькие сэндвичи и горячий чай. Голову он вынужден держать очень прямо и почти не шевелиться – он боится, что с него слетит эта дурацкая оранжевая шляпа.
За