– На самом деле здесь запечатлены страдания пленников.
Саша кивнул, но отвлекся, дернувшись фотографировать блок самого «дворца».
Я внезапно ощутила головокружение. Стелы с «танцорами» стали таять, а на их месте возникала вереница людей с искаженными от боли лицами, слышались их вздохи, всхлипы и стоны.
– Марина! Марина! Что с тобой? Тебе плохо? Тепловой удар?
Беловежский держал ее за плечи, слегка встряхивая. Зажмурившись, она спиной прислонилась к стене. Очнувшись, Марина открыла глаза:
– Нет, все в порядке. Пойдем отсюда. Здесь больно!..
Он странно посмотрел на нее, но промолчал.
Когда они подошли к Зданию J, она нарушила неловкое молчание:
– Как ты думаешь, это действительно обсерватория?
– Не знаю. Здесь в объяснении значится, что наблюдение за звездами играло большую роль в культуре Мезоамерики. Но мне кажется, никто не в курсе, какое именно здание служило для этих целей. И если обсерваторией назначили Здание J, то только потому, что оно так необычно сориентировано и отличается своим положением от остальных своих собратьев. – Саша помолчал и неожиданно решительно двинулся к стене Обсерватории. – А вот это уже поинтереснее будет! Смотри!
Большие плиты, составлявшие стену этого строения, были просто испещрены рисунками в геометрическом стиле.
Азарт Беловежского заразил Марину. Ей было с ним очень интересно. «Заочно», как она ему сказала, она действительно была уже знакома и с его юмором, и с самоиронией, и с беззаветной преданностью мезоамериканским древностям.
– А ведь надписи могут быть на любых камнях, – отметила она. – Вон тех, например.
– Точняк! – И беспорядочно раскиданные вокруг Обсерватории каменные глыбы стали следующим объектом пристального осмотра Александра.
На камнях удобно устроилось и явно отдыхало целое мексиканское семейство: мама, папа и трое детей женского пола от подросткового до юношеского возраста. Непонятное, странное поведение молодого человека, методично ползающего вокруг каждой глыбы, привлекло их внимание.
– А что вы ищите? Что-то потеряли? – участливо спросила женщина на испанском языке.
Мужчина перевел ее вопрос на английский, очевидно заподозрив в Беловежском американца.
– На камнях могут быть надписи, – ответил Саша по-испански.
– Надписи? – не поняла женщина. – Какие?
– Древние! Миштекские, сапотекские.
– А зачем они вам?
И Беловежский рассказал, что занимается изучением языка майя.
– А при чем тут эти камни? – спросила старшая из дочерей.
Тема захватила всю семью. Все оживились.
– Для эпиграфиста любая надпись интересна, особенно если письмо не дешифровано. Для расшифровки любой системы письма прежде всего необходимо обладать достаточным количеством текстов. Чем больше надписей будет найдено и привлечено к изучению, тем больше вероятности