Похлопали, поддержали…
С полчаса слышался только стук ложек о тарелки да редкие шутки по отношению друг к другу, а потом застолье зашумело разговорами. И кто во что горазд – с перебиванием друг друга, с веселой горячностью, смехом, и все о жизненных интересах, вечных крестьянских заботах.
Первой потянуло к песне Тасю Кузину, высоким голосом она притушила живой разговор, запев:
Ой цветет калина в поле у ручья,
Парня молодого полюбила я…
И подхватилась песня, и полетела на деревенскую улицу, в поля, ближний лес…
Еще две или три песни сладили общими усилиями, и не выдержил Иван, взялся за гармошку.
Володька, в отрадной веселости, пригласил на танец Надю, а слегка захмелевший Паша ухватил Тасю, и закружились две пары на мягкой, недавно взошедшей траве.
Чувствуя, как Надя выгибается, стараясь к нему не прикасаться, Володька не проявлял силу, не притягивал ее к себе крепкой ладонью, а лишь поглядывал в широко распахнутые глаза девушки, излучавшие мягкую синиву. Сердце его выстукивало сладкий трепет – не хотелось ни говорить, ни останавливаться. В отраженной поволоке этой синевы угадывались и легкая робость, и ласковое любопытство, и немой вопрос, и время как бы прервалось для Володьки, потонуло в атмосфере его душевного охвата.
Иван свел меха, а молодежь все топталась в перегляде.
Под окошечком сидела,
Пряла беленький ленок.
Все ж я глазки проглядела —
Дружка милого ждала…
Тоненьким голоском запричитала вдруг Аксинья, и застолье примолкло, а она, подперев щеку рукой, продолжила:
Не могла дружка дождаться,
Ни с которой стороны,
Ни с которой да сторонки:
Ни с работы, ни с гульбы.
И то ли звуки напевного голоса тронули слух птахи, то ли само по себе сталось, но где-то в палисаднике, возле кустов смородины, вдруг завела свои трели веселая варакушка. Да так заливисто, что все прислушались, а Паша хихикнул:
– Ну ты даешь, теть Аксинья! Даже огордница подпевать тебе начала…
А дед Кузьма, приставив большой палец правой руки под нижнюю губу, замахал кистью и, манипулируя языком, загудел свое, коронное, знакомое всем: быр, быр, быр, да бур, бур, бур и другие непередаваемые звуки. Залихватски, с покачиванием головы, с притопом и подскоком в приседе на скамейке…
И вновь Тася не выдержала, крикнула Ивану:
– А ну, Ваня, давай цыганочку! – И пошла, дробно ударяя сапогами по траве, поигрывая гибким телом, с поворотами, плавными взмахами красивых рук, белозубой улыбкой. Сорвался за ней и Паша, да с частушками, вприсядку, рьяно…
Мычащее стадо возвращающихся с пастбища коров прервало азартное веселье. Все засуетились, засобирались в свои подворья.
А Володька вспомнил вечер на охотничьей базе, похожую песню такой же пичуги, Лену и как-то подвял, легкая грусть тронула его сердце. Но свое душевное благо, веселые