Нет, это непросто, Алиса, пойми меня. Я много смотрел на любовь. Так уж вышло, что мне рано стало противно ее притворство от наслаждения. Всю жизнь я стремлюсь к абсолюту. Мне сложно с самого детства мириться с половинчатостью чувств, со слабостью человека в его отступлении от прежнего. Любовь верит в свою бесконечность – и мне глубоко противна эта вера. Мне отвратительно желание любви быть вечной и обязательно серьезной. Окажись она действительно вечной, я бы не посмел судить ее за это. А сужу я ее за лицемерие. Рано я понял, что буду противен себе в любви: сначала я поверю в нее, буду жить с мыслью, что ты, выбранная мною, окажешься моей последней страстью (разве может любовь допустить, что она вот-вот закончится?), а потом… конечно же, я разлюблю, и воспоминание о любви останется со мной в форме легчайшего стыда. Пойми, мне противно не то, что я разлюблю. Мне противно, что какое-то время я буду верить, что не разлюблю никогда.
Я не собирался тебе навязываться, поверь. Больше скажу тебе – я не хотел добиваться твоей взаимности, я лишь желал продлить боль ускользающей любви. Я научил себя любить саму любовь к тебе. Оказалось, необязательна взаимность, чтобы прочувствовать сладость нового состояния. Так, я полюбил засыпать с мыслью о тебе, и в моем воображении ты была лучше, притягательнее, и я любил тебя даже сильнее в мечтах, что не смог бы выдержать в жизни. Взаимность, напротив, пугала меня страшно. Несколько раз я хотел сойти с пути, больше с тобой не встречаться. Окажись ты со мной в такое мгновение и обними меня, я бы вырвался, оттолкнул тебя со злостью. Но затем я успокаивался. Пусть потом я разлюблю тебя, пусть память о тебе станет мне противна. Вопреки логике мне захотелось пережить и позор разрыва, лишь бы ему предшествовали минуты полного чувства. Лучше разбей мне сердце, но дай мне в полной мере прочувствовать это.
14.
Пересаживаться нужно было в Варшаве.
В запасе оставалось три часа, и я решил прогуляться. Из вокзала я заметил рыжие апельсиновые деревья. Я вышел к ним. Осенняя яркость тянулась вдоль бульвара. Плотные оранжевые мячики висели слишком высоко, чтобы рвать их, но как они были хороши! Солнечные листья, кучерявые охапки света…
Шел я