– Что-то сомнительно, – проговорила она наконец. – Уж больно море глубокое, чтобы его можно было видеть до дна, правда?
– На дне глубокого синего моря, моря, моря, – произнесла Делфина. – У тебя травинка в волосах, – добавила она, протягивая руку и снимая с головы Димити стебелек. Затем Делфина встала. – Давай поднимайся. Станем петь песню и хлопать в ладоши.
И она научила Димити песенке про дно глубокого синего моря, хорошо известной всем английским детям, которые с малых лет умеют хлопать в ладоши ей в такт. У Димити, которая никогда не упражнялась в этом искусстве, сперва не получалось. Она изо всех сил старалась сосредоточиться – чтобы не отставать от напарницы, руки которой двигались все быстрей и быстрей, – хотя и решила, что эта игра, пожалуй, не такая забавная, как, по всей видимости, казалось Делфине. Но Димити упорно продолжала хлопать, чтобы доставить удовольствие этой странной разговорчивой девочке. Вдруг после очередного хлопка она почувствовала покалывание в затылке, которое появлялось, когда на нее кто-то смотрел. Сперва ей подумалось, что у нее просто разыгралось воображение или всему виной страх напутать и первой пропустить хлопок, но минут через двадцать из дома вышел человек с большим альбомом в руках.
Высокий и худой, он был одет в серые брюки и в самую странную блузу, которую Димити когда-либо видела, – длинную и свободную, через открытый ворот необычного одеяния виднелась заросшая волосами грудь. Блуза напоминала халат доярки, но была сшита из более грубой и толстой ткани, похожей на льняную. Его волосы, темные, с медным отливом, были густые и волнистые. Расчесанные на прямой пробор, они прикрывали уши, а сзади доставали до ворота. Димити сразу же перестала хлопать, сделала несколько шагов назад и потупилась, как бы желая защититься. Она ожидала, что человек на нее закричит и велит убираться прочь. Бедняжка так привыкла к подобному обращению, что, когда подняла на него взгляд, ее глаза горели от злости. Мужчина слегка отпрянул, а потом улыбнулся:
– Кто это, Делфина?
– Это Мици. Она живет… неподалеку. А это мой папа, – проговорила Делфина, схватив Димити за руку и подведя ближе к отцу.
Тот протянул ей руку. Взрослые никогда не протягивали ей руки. Обескураженная, Мици сделала ответный жест и ощутила его крепкое пожатие. Рука была большая и шершавая, а кожа сухая и с пятнышками краски. Острые костяшки и короткие тупые ногти. Он задержал ее пальцы в своих на какую-то секунду дольше, чем Димити могла вынести, и та отдернула их, метнув в него при этом еще один взгляд. Солнце сияло в его карих глазах, сообщая им богатый яркий оттенок только что очищенных каштанов.
– Чарльз Обри, – представился мужчина, и его голос, плавный и глубокий, прозвучал как отдаленный раскат грома.
– Собираешься пойти поработать? – спросила Делфина.
Он покачал головой:
– Я уже работаю. Зарисовал вас обеих, пока вы играли. Хотите взглянуть? – И хотя именно Делфина