– Артём…
– А меня Кирилл! Пошли в дом посидим, а то вон ветер какой-то поднялся.
Действительно, дождь немного спал, но подул холодный и сильный ветер. Погода портилась окончательно. Артёма это очень тревожило.
«А вдруг она не примет меня? – подумал он. – Скажет, уезжай, а как я сейчас уеду?»
Они зашли в домик.
Внутри было убого: большой стол с грубо отёсанными досками, вокруг него лавки. Над столом, вся в пыльной паутине, на крючке, вбитом в потолок, висела почерневшая керосиновая лампа. Маленькое окошко еле-еле освещало комнату. Из-за этого было темновато и неуютно.
Артёму здесь не понравилось. Он схватил мобильник и решил всё-таки позвонить Маше.
– Здесь не ловит, – заметил Кирилл. – Я сам хотел отцу позвонить, чтоб он меня забрал. Надо бы на шоссе выйти, только мокнуть не хочется.
Артём вскочил и, выбежав из домика, устремился на шоссе. Дождь шёл частыми, но мелкими каплями. В лёгкой куртке стало очень зябко. Так обычно бывает поздней осенью, когда вокруг сырость, пронизывающий ветер и какой-то несвежий, умирающий воздух. Да ещё невозможная безнадёга. Ничего не хочется. И любить не хочется. Осенью не до романтики и сентиментальной неги. И жить тоже не хочется. Осень – это Голгофа. Вот только до этого дня вовсю цвела и пела весна.
На шоссе Артём с надеждой взглянул на дисплей телефона. Но, увы: «НЕТ СЕТИ». Досада…
«А может, и хорошо это, – подумалось ему. – Пожалуй, глупо звонить ей. Дождь закончится, и я приду к ней в лагерь. А не закончится, поеду домой».
И он вернулся в домик.
– Ну что? – обрадовавшийся его приходу, спросил Кирилл.
– Там тоже не берёт, – ответил Артём. – А как тут автобусы на А. ходят?
– Плохо, – Кирилл тяжело вздохнул. – Половина третьего и в семь.
Артём же, наоборот, с лёгкостью выдохнул, посмотрев на часы и всё прикинув: «Час ровно. Если дождь зарядит, уеду полтретьего, а если нет, то пойду к ней и поеду в семь».
Крыша загудела глухой дробью. Это снова усилился дождь. Кирилл подошёл к окну.
– Опять, зараза, ливень пошёл. А ты случайно не в духовной семинарии учишься?
Артём нахмурил брови. Ему начал надоедать этот случайный собеседник. Ему вообще всегда очень досаждали те, кто, судя по внешнему виду, узнавали в нём церковного человека.
И если уж говорить начистоту, то он стеснялся своей церковности.
Это с детства. Мама стала ходить в церковь, когда ему было десять. Он поначалу даже не понимал, что происходит. Почему теперь нельзя, как раньше, сразу съесть конфету, а надо сначала перекреститься? Почему теперь нельзя, как раньше, сразу лечь в постель и спать, а надо сначала помолиться? Почему теперь надо, кроме школьных стихов, учить еще и многочисленные молитвы? Почему теперь в выходные вместо мультиков, надо идти в церковь? Отчего теперь мама такая всегда серьёзная, скучная и постоянно ругается? Почему