– О нет, святой отец, теперь уже нет. Она приняла истинную, римскую веру. Просто еще не привыкла к нашим обычаям.
Наконец священник все же отстал от подозрительной тройки.
С полчаса они продолжали путь молча, не веря, что тень несчастья миновала.
– Мы были на волоске от страшной беды, – сказал Лоренцо по-итальянски.
– Почему ты назвал именно Московию? – мрачно спросил Риккардо, стараясь не смотреть на девушку, причинившую им столько переживаний.
– Случайно посмотрел в то мгновение в сторону Ватикана и вспомнил, что два года назад к папе Клименту приезжало посольство от московского великого князя. Посла звали Деметрий Эразмий7, и он, как и твоя гостья, великолепно владел латынью.
Словно почувствовав, что говорят о ней, Безымянная обратилась к Лоренцо и попросила объяснить, что именно так разъярило толпу, и что он говорил людям, которые шли за ними. Выслушав ответ, девушка заявила, что слово «Московия», в отличие от таких названий, как «Ватикан», звучит для нее совершенно незнакомо.
– Думаю, госпожа, – посоветовал Лоренцо, – если тебя будут спрашивать, откуда ты родом, до того, как ты вспомнишь свою настоящую родину, тебе лучше отвечать именно так, как я сказал тому священнику, то есть что ты из Московии. Про эту северную страну здесь почти ничего не знают, и вряд ли кто-то сможет тебя уличить.
– Bene, – ответила девушка, и тут ее тело обмякло, словно из него вынули внутренний стержень, и она стала безвольно сползать с мула. Друзья подхватили ее и усадили на траву. По счастью, дни стояли уже довольно теплые, и земля была сухой.
Безымянная, тяжело дыша, смотрела куда-то вдаль невидящим взором. Потом ее глаза сфокусировались на каком-то конкретном объекте.
– Я сейчас что-то вспомнила про себя, – прошептала она. – Не все, но и не очень мало. Из-за него, – девушка указала вперед рукой.
Там, на площади возле Латеранского дворца, стояла на высоком постаменте большая бронзовая статуя мужчины на коне. Всадник, расставив пальцы, указывал вперед правой рукой, и от этого движения его походный плащ собрался в красивые складки на груди. Борода и волосы курчавились, губы с опущенными вниз углами были крепко сжаты, а широко распахнутые глаза, слегка навыкате, смотрели в бесконечную даль невероятных прозрений человеческого разума.
– Что известно об этой статуе? – спросила девушка. Она оперлась на предложенную студентом руку и встала, не обращая никакого внимания на приставшие к ее платью травинки и пыль.
– Ты, вероятно, заметила, госпожа, – с готовностью пажа ответил Лоренцо, – как много в городе скульптур с отбитыми носами или пальцами. Когда-то христиане не умели, как сегодня, ценить искусство классической древности и уничтожали все, что оставалось