– А эти хотят ниже подножия, тащат совсем уж в болото, лишь бы… – Дюбуа кивнул головой на портрет Председателя Директории, висящий на стене. – Ладно, Томми, все. А то ещё узнают, что ты слушал и молчал…
Брингс, снова сжав кулаки, выпучил глаза, как вытащенная на палубу глубоководная рыба, но тут Марина Велли подсела к ним на бархатный диванчик.
– А вы, ребята, чего тут сидите отдельно от всех? Серж, у тебя говорят, виски есть шотландский. Разговоры у них тут… Небось о политике, да, Том? Бросьте вы эту чушь. Анри, что там нового среди роботов? Я слышала, Фрателло целое шоу затеял… Вот, вместо Сержа… Серж, налей… я с тобой выпью. Смешно… Расскажи, как ты в кабаре «другу народа» по морде дал.... Из-за женщины?
Да, племянничку Лори – из-за Дженни Рыжей. Наверное, зря. Я её и знал-то сто лет назад, когда влюблена она была в этого… Джимми? Все ждала, когда вернётся он из-за границы. А с этим сынком она и так неплохо справилась. Слизняк, да ещё пьяный в дупель, сотрудничек… Нет, а все равно – приятно! Даже сейчас....
А дальше? Дюбуа попытался поудобнее сесть на ящике, опершись лопатками о кирпичную стенку, откинул голову назад и прикрыл глаза. Нет, не вспомнить сейчас…
3. Париж. Джеймс Роулз. Дорога на Ля Дефанс.
Чертям только того и надо, подумал Роулз, чтобы их с их проделками воспринимали всерьёз. Вся бесовщина в нашей жизни на этом держится.
Да ну его! Во сне чего только не привидится – от гениальных озарений до такой вот бесовщины. Как учил нас Папа Зигги Фрейд, отец психоанализа – сгущение красок, смешение событий, сдвиг времен. Сновидения, мол, столбовая дорога в бессознательное – к детским комплексам, несбывшимся фантазиям, проглоченным обидам. У самого-то венского папаши фантазия работала, что надо! А на самом деле лёг неудобно, вот и на тебе! То-то рука затекла…
Мелькнули за спинкой кресла маленькие зеленые рожки.
Роулз помотал головой, отгоняя наваждение. Нет – не следует, согласно Оккаму, плодить сущности без необходимости, искать сложные объяснения простым вещам. Пить надо меньше, вот и чертей не будет. Он окончательно протер глаза и осмотрелся. Нет здесь никого и быть не может.
Лиз, секретарша шефа, тоже боится, что ее не принимают всерьёз, вот и ляпнула про полдня. Но по часам утро, и правда, давно в разгаре. День сегодня мутный, вот и не поймешь… Осень.
Натянув брюки, Роулз подошел к окну, открыл форточку и высунулся наружу, осматривая переулок. И как меня сюда занесло – а впрочем, жизнь прекрасна везде! С наслаждением, глоток за глотком, он вдыхал бодрящий прохладный воздух парижского утра. С одной стороны, кажется, рю де Виктор с синагогой, с другой улица Лафайет – недалеко от галерей, вон крыша Оперы. На улице затарахтел мотор, проехала стайка скутеров, где-то недалеко, внизу,