Он запнулся, не окончив, и застыл, наклонившись над телом Жирги. Дивляна, которая топталась поодаль, закрыв нос рукавом, чтобы не вдыхать вонь, стоявшую над полем битвы, и отворачиваясь, чтобы не видеть изрубленных тел и выпущенных внутренностей, мельком глянула на него и заметила, как Ольгимонт изменился в лице, будто увидел нечто необычное. Тогда она все же решилась подойти – внимательно глядя под ноги и тщательно выбирая, куда ступить, чтобы ни во что не вляпаться, и заодно стараясь видеть вокруг поменьше. Не так давно, прошедшей весной, она уже дважды наблюдала последствия сражений словенов с русью Игволода Кабана, но сегодня все это вызывало в ней еще более сильное отвращение. Она с трудом подавляла рвотные позывы и, если бы не жгучее любопытство, давно бы убежала отсюда подальше.
– Не место тебе здесь, Огнедева! – Ольгимонт поднял на нее глаза, и вид у него был потрясенный. – На этом поле Мара хозяйка, и все это – ее добыча ныне… Уйди отсюда.
– Кто этот человек? Из-за чего вы сражались? Что случилось?
– Оплошал Жирга! – заметил Сушина. – На волок вышел за добычей, да сам на ловца наскочил! Не чаял он нас тут повстречать, вот и дружины мало взял. Зато нам удача – одним махом сколько родов обезглавили! Теперь и Норинь старая, и другие дикие голядцы посговорчивее будут.
– Пойти бы сейчас их и накрыть – пока не ждут.
– Накрыть – оно хорошо, да найдем ли? Без проводника и до Норини, раганы14 старой, не доберемся. Хитрая старуха, далеко в леса забралась. Там и земли негодные, а все равно сидит, как лешачиха, лишь бы людей не видеть.
– Найдем и проводников. У нас пленные есть, раненые. Многие выживут, даст Макошь.
Ольгимонт все это время молчал, разглядывая тело Жирги. Потом наконец поднял глаза и посмотрел на Сушину:
– Послушай… Он теперь твой, но… отдай мне его пояс, хорошо?
Сушина с удивлением глянул на тело и пожал плечами: пояс был, конечно, яркий и нарядный, сотканный из нитей трех разных цветов, с красивым узором, но все же такие ткут все девки и бабы и особой ценности эти пояса не представляют. Вот если бы кожаный был, да с серебряными бляшками, как у варягов или козар, – тогда было бы понятно, на что польстился.
– Да забирай! Неужели мне для князя такой малости жалко? Только зачем тебе чужой пояс с чужими узорами?
– Да я бы не сказал…
– Что?
– Ничего… – с застывшим лицом отозвался Ольгимонт. – Мерещится что-то…
Сушина уже снял с мертвеца пояс и передал князю. Ольгимонт тут же стал его сворачивать, но Дивляна мельком заметила узоры и знаки: хорошо знакомый ей знак Огнедевы, знак Мер-горы, под которой та живет зимой, Перуна – или Перконса по-здешнему, изображенный в виде двухголового орла… Вид священных знаков и порядок их сочетания несколько отличался от того, к которому она привыкла дома, но все же содержание сотканного из разноцветных