Шкуродеров стало меньше и в то же время больше. Меньше за счет тех, кого забрал Кил-Ауджас, и больше потому, что она стала одной из них. Даже капитан, кажется, принял ее. Теперь он смотрит сквозь нее, как смотрит сквозь всех своих мужчин.
Они разбивают лагерь на горном хребте, который пускается в Великие Космы чередой осыпей из гравия. Какое-то время Мимара пристально смотрит на лес, на игру солнечных лучей в горбатых кронах. Птицы похожи на плавающие точки. Она думает о том, как экспедиция будет ползти по этому пейзажу, словно вши, прокладывающие себе путь сквозь мировую шкуру. Девушка слышала, как другие бормочут о Космах и об опасностях, но после Кил-Ауджаса ничто не кажется особенно опасным, ничто, что касается неба.
Они ужинают тем, что осталось от предыдущей охоты Ксонгиса, но Мимара обнаруживает, что ей больше нравится щепотка квирри, который раздает жрец. После этого она держится особняком, избегая многочисленных взглядов Акхеймиона, то вопрошающих, то… ищущих. Он не понимает природы своего преступления – как и все люди.
Сомандутта снова пытается привлечь ее внимание, но она просто смотрит на молодого аристократа, пока тот не сутулится под ее взглядом. Он спас ее в Кил-Ауджасе, фактически безумно долго нес ее на руках, только чтобы бросить ее, когда она больше всего нуждалась в помощи, – и этого она ему простить не может.
Подумать только, раньше она считала этого дурака очаровательным.
Вместо этого Мимара наблюдает за Сарлом: он один не мылся с тех пор, как выбрался из недр зиккурата, так что иногда он кажется скорее тенью, чем человеком. Кровь шранков впиталась в самую структуру его кожи. Его кольчуга цела, но туника грязна, как лохмотья нищего из отхожего места. Сарл жмется к покрытому ржавчиной валуну размером с телегу, жмется так, что в один момент кажется, будто он прячется, а в следующий – будто бы что-то замышляет. Девушка понимает, что валун – его друг. Для Сарла теперь любой камень самый близкий товарищ.
– Ах да… – слышит она булькающее бормотание, в которое превратился его голос. Его маленькие черные глазки блестят. – Ах… да… – В сумерках его морщины кажутся такими глубокими, что все лицо становится словно бы сотканным из переплетенных нитей.
– Чертовы Космы… Космы. Э, ребята? Э?
Тягучий смех, сопровождаемый отрывистым кашлем. Глубокая часть его рассудка сломана, осознает Мимара. Он может только брыкаться и царапаться там, где упал.
– Да, еще больше темноты. Темноты деревьев…
Она не помнит, что произошло на дне Великой Срединной Оси, и все же, тем не менее, знает об этом – это то людское знание, которое двигает руками и ногами и барабанит сердцами.
Что-то, чего не должно было быть, было открыто. И она закрыла это…
Каким-то образом.
Во