«Ну, нет у неё настроения, что поделаешь? – размышлял я, двигаясь по дорожке, по которой, похоже, иногда проезжали и телеги. – Может, с женихом поругалась, с лешим. Оттого и шутки мрачные… Да, а лимонад-то чей: местный или привозной?»
Я достал бутылку и прищурился, разбирая надписи.
Лимонад оказался местным: внизу этикетки я прочёл: «Произведено и бутилировано в стольном граде». Но зато состав ингредиентов привёл меня в замешательство: под словом «компоненты» было написано: «Чёрт знает что». И больше ни слова.
Я остановился и задумался: то ли выбросить, то ли не обращать внимания… С одной стороны, слишком оригинально, даже внушает опасения, а с другой: если я именно его и пил, то вкус отменный.
Я хотел вернуться и потребовать объяснений, но подумал, что у продавщицы всегда есть отговорка: мол, не она производит. И вообще ничего не знает: не нравится – не берите.
Но хорошо, что я взял с собой бутылочку: будет вещественное доказательство.
На тропинке навстречу мне шли двое детей: девочка – чуть постарше, и мальчик.
Девочка вежливо поздоровалась; мальчик, не поднимая глаз, тянулся вслед за девочкой, и канючил:
– Солнышко высоко, колодец далеко… Жар донимает, пот выступает…
«Ты смотри: какой маленький, а как здорово рифмует!» – поразился я. У нас разве Глюданов мог легко бросаться рифмами. Хотя, признаться, и задалбывал ими же.
Что ответила девочка, я не услышал. Да и не посчитал нужным вмешиваться: идут дети, младший капризничает, что тут необычного?
Я не стал ни останавливать их, ни подсказывать: «Верной дорогой идёте, товарищи!» Они и так шли, куда надо, и скоро должны были увидеть избушку с квасом и лимонадами.
«Не маленькие, разберутся», – подумал я, провожая их взглядом и поворачиваясь, чтобы продолжить путешествие.
Но то ли повернулся слишком быстро, то ли солнце сумело-таки допечь меня, то ли лимонад оказался чересчур крепким, но стоило сделать два шага, и я почувствовал лёгкое головокружение.
Окружающее на мгновение помутнело, причём муть появилась не в глазах, а снаружи: исказились линии окружающего, придавая ему лёгкий акварельный вид.
Но потом всё разъяснелось, акварельные тона пропали, и я, сделав ещё пару шагов, узрел перед собой чудесную речушку, на которой расположилась премиленькая водяная мельница. За мельницей разливался небольшой зеркальный прудик, из глубины которого доносилось завораживающее пение русалок. Над водой начинал слоиться вечерний туман.
«Наверное, пересёк границу сказок», – подумал я. Совсем незаметная граница, однако. И мельницу вообще видно не было. Как из-под земли появилась. А что, в сказках и не такое возможно, ничего страшного.
Мне показалось, что я начал различать границу, разделяющую соседние сказки.