– Не нанимали, да, но желали эдакого шута: поговорить, поспорить, попенять за глупость, да свое остроумие показать.
– Ну да, свое, а ты сам нас держишь в дураках.
– Я – ваше зеркало, господа.
– Кривоватенькое из тебя зеркало получается, голубчик.
– Коли рожа кривая, так в моем зеркале красавец, а ежели сам по себе красавец, то и урод.
– Да ты нас вздумал оскорблять!
– Мне заплатили.
– Кто тебе заплатил, признавайся.
– Вы, господа, и заплатили. Своим разговором, беседой, так сказать.
– Так ты нас самих выставляешь шутами. Убирайся, откуда явился, мерзавец!
– Да, я – таков, господа. Но всех предупреждаю: не общайтесь со мной, я – мерзавец. Бесполезно, однако: всех тянет ко мне, как к удаву. Благодарю за беседу, господа. Уже ухожу.
– Господин Предиктофель, погодите.
– Я вновь к вашим услугам, господа.
– Любезный Прекартофель, давайте-ка продолжим разговор. Я проснулся однажды на дереве с дамой в обнимку. Что скажите вы на сей счет?
– Я преследовал даму однажды Она от меня на дерево, вроде как вы, в вашем сне. Я за подол ее платья схватил. Она оставила у меня платье в руке и взобралась еще выше. Висит рядом со мной, грудь выпятила, глаза прищурила и мурлычет. «Дай руку, – говорит мне, – жизнь моя!» Я прыгнул на нее, господа, как леопард. Очнулся под деревом в обнимку со свиньей, но не с простой, а с… необыкновенной! В одном копыте у нее был бокал, а в другом – блюдце с бисером. Перед нею стояло зеркало, и она в него смотрелась.
– Ну и заврался же ты, голубчик. Полагаю, такого не бывает даже там у вас… незнамо где.
– Я специально рассказал такое, чтобы меня было чем попенять. Ежели у вас на деревьях дамы развешаны, как вы изволили мне заявить, то у нас в салоне на потолке кавалеры располагаются с дамами и там соответствуют друг другу.
– В каком салоне, Префистофель?
– Безо всякого был места пребывания салон.
– Скажи-ка, милый Предистофель, а что о нашем свете говорят на вашем свете, так сказать?
– Наш свет на вашем свете, господа, но вы его не замечаете – подчас. Я огненного ангела сподобился увидеть по пути из Петербурга в Пятигорск. Он обернулся и превратился в оборванца с зеркалом овальным на спине.
– Какой же это ангел, ежели в зеркале солнце отражалось. Вы – мошенник, милейший, и самозванец к тому же.
– Я – да! Но не само-, а вами званный.
– В ваших историях слишком много зеркал, господин Префистофель.
– Разбить прикажите все зеркала или казаться перестать велите? Я – развлекатель, господа, я развлекаю вас, а вы – меня. Быть может, город создан вместе с вами – для развлечения меня.
– Весь мир для каждого, пожалуй, создан человека. Не так ли, Префистофель?
– Для каждого в отдельности, но все миры друг в друга вставлены искусно – так, что не видно швов.
– В вашем случае, любезный Префистофель, допущена условность.
– Какая же?
– Камин,