Сона возилась в кухне, когда услышала, как ее муж и Ратна о чем-то разговаривают. Осторожно выглянув из закутка, молодая женщина увидела, как Арун бережно обнимает Ратну за плечи.
– Ты не должна себя винить, – говорил он. – Что случилось, то случилось. На твоем месте я бы тоже не сдержался. Каково юной прекрасной женщине жить с таким горем в душе! Запомни главное: я навсегда останусь твоим братом и другом, готовым защитить и помочь.
Сона отпрянула, а потом прислонилась к стене. Ее сердце громко стучало. Она ощущала себя деревом, в которое внезапно ударила молния, хрупким цветком, случайно упавшим в мутную воду реки и безжалостно подхваченным ее мощным потоком. Где были эти двое и чем они занимались?! О какой вине говорил ее муж?
Войдя в комнату, Сона попыталась вложить в свое молчание как можно больше эмоций, но, похоже, этого никто не заметил. Арун и Ратна тоже не проронили ни слова. Их будто объединяла какая-то тайна. Сполна оценив этот тяжкий момент, Со-на спрятала слезы и приклеила на лицо улыбку.
В воскресенье Ратна занялась приготовлением обеда, а молодые супруги отправились прогуляться по городу.
Центральная улица Канпура была широкой и ровной, с многочисленными магазинами и домами индийской знати. Навстречу плыли дамы в шелковых сари, с благоухающими веточками жасмина в иссиня-черных волосах, с золотыми натхами[51], вес которых свидетельствовал о благосостоянии семьи. Женщин сопровождали мужчины в джиббах[52] с блестящими пуговицами и в тонких муслиновых дхоти с изящно переброшенным через плечо верхним концом.
– Давай купим тебе украшение, – предложил Арун, увлекая Сону в ювелирную лавку.
Как всякая женщина, она не возразила против такого предложения и вскоре стала обладательницей сережек и ожерелья из филигранного серебра. Пока Сона любовалась сложным воздушным узором из переплетенных между собой нитей, листиков, капелек и цветов, Арун, выудив из кучи украшений недорогой браслет из финифти, сказал:
– Как ты считаешь, он понравится Ратне?
– Да, – сдержанно произнесла Сона, мгновенно утратив радостное воодушевление. Она подумала о том, что яркая цветная эмаль – это, без сомнения, то, от чего придет в восторг любая шудра.
Арун заплатил за украшения, и супруги вышли на улицу.
– Вы в самом деле считаете Ратну своей сестрой? – спросила молодая женщина.
Хотя муж много раз говорил ей, чтобы она совершенно спокойно обращалась к нему по имени и на «ты», как это принято у белых, Сона, как преданная индийская жена и истинная брахманка, не решалась нарушить традиции[53].
– Я сочувствую ей. Она потеряла все, и у нее никого нет.
– Она надолго останется с нами?
– Не знаю, – неуверенно произнес Арун. – Если б в ее жизни появился мужчина, способный о ней заботиться…
Не уловив в тоне мужа ничего большего, чем дружеская симпатия и простое человеческое сочувствие, Сона слегка успокоилась.
Ратна