на бамбуковое кресло с высокими подлокотниками. Его багряный плащ – символ власти, отлично впитывал и скрывал кровь, сочащуюся из ран, полученных во время охоты. Благо, ему везло: он травмировался куда меньше своего отца, и он всегда был среди сильных, всегда нападал. Когда он был юношей, считал, что самым тяжким ударом для него будет необходимость лишить жизни родителя, теперь вождь познал муку жертвования своим чадом. Никогда прежде не думал, что считает дочь «частичкой себя», своей собственностью, воплощением усилий, сосредоточением чувств и эмоций, и все это он потеряет, когда ее сердце перестанет биться. В чем же разница: исчезнет она или умрет? В любом случае он все теряет. Однако, если бы она пропала, существовала бы маленькая надежда на воссоединение, смягчающая боль утраты. Вождь мечтал, что в будущем снова будет «целым», не разорванным на куски, будто труп антилопы шакалами. Вождь всмотрелся в укрытые вечерними тенями лица «братьев»: они были серьезны, ощущалось напряжение и гнилой запах страха. Да, они были напуганы. И они хотели ответа. Обещания. Решения. Они готовы были напасть первыми, чтобы избежать нападения. Соплеменники, и мужчины, и женщины, были одеты в коричневые рубашки и свободные штаны, стянутые резинкой на щиколотке, чтобы слегка улучшить защиту от насекомых. Подданные сидели на мягких соломенных пуфах, заменяющих стулья. У каждого к поясу было привязано оружие, некоторые носили небольшие кожаные сумки с сухарями и сухофруктами, а также фляги с водой – вдруг придется покинуть дом, спасаясь бегством. Тишина.
– Братья, мы все знаем, что наступают тяжкие времена – нам предстоят испытания. Чем выше мы поднимаемся, тем более шаткой становится конструкция. Так должно быть. Перед рассветом всегда темнее. И новая ступень будет возвышаться е над вершиной нашей Лиловой горы. Мы все ближе к цели. Все вы ждете моего ответа. Так что обойдемся без предисловий.
Голос лидера звучал уверенно, мужественно. «Ни малейшего признака душевной усталости» – подумала Лада, восхищенно глядя на отца. Она все еще лелеяла в памяти образ того чувствительного, доброго человека, что открылся ей во время их последней беседы. Теперь она любит отца еще больше! Девушка не могла не заметить, с каким вызовом смотрели некоторые мужчины на вождя, в их глазах было сомнение в его мудрости и силе, и они готовы были кинуться на вождя, когда выпадет возможность, когда лидер допустит слабину. Однако, стоило вождю начал свою речь, их наглость и подлость потухли, спрятались в глубине глаз, не выдержав умиротворяющей энергии владыки. «Все-таки, отец не зря – главный!» – заключила Лада. Она ощущала, как подозрения и конкуренция по отношению к отцу автоматически переносятся на нее, как холодно говорят с ней женщины, как свысока смотрят мужчины. Никто не грубил, никто не выказывал неприязни открыто, но глаза и голос выдавали актеров с головой. Лада знала, что такова цена власти и что она никогда не будет с членами братва «на равных», не потому, что не хочет,
