Солнцевод. Роман. Владислава Подлубная

Только иногда мрак из черного становится темно-серым или пепельно-синим. Я стал «отлучаться» – путешествовал. Звучит эгоистично, но мне так нравилось бывать в разных уголках мира, в разных эпохах. Конечно, многого я не мог увидеть: слишком мало времени, но все же, как интересно и прекрасно было то, что я узрел! Я стал рассказывать моему народу обо всем, что познал, а они слушали, будто сказку. Думали, у меня богатое воображение и силились представить все то, о чем я повествовал. Часто им не удавалось. Но люди всегда были довольны. Я скрашивал их существование. Они, правда, милые, хоть и в суеверии своем и страхе превращаются в жестоких хищников. Все из-за страха! Видела бы ты, как они жмутся друг к другу, когда тьма становится непроницаемой, чернее черного, аж густой, клянусь, сквозь нее даже сложно идти! То, что слепцы ощущают «Мрак» (так здесь называют страх) и изменения оттенков темноты, навело меня на мысль, что некая чувствительность к свету у них все же осталась. Значит, функция глаз не полностью атрофировалась. В «темные дни» я старался отвлечь жителей историями от тяжких мыслей, что роились в склоненных головах. Порою, глаза у них становились менее мутными, если рассказ был занимателен и понятен им, лишь на миг – на лицах отражалась радость.

      Задумчиво Солнцевод произнес:

      – Мне кажется, что я был послан сюда, чтоб им помочь, и чтобы самому усвоить нечто.

      – Что усвоить?

      – Не знаю. Видимо, я останусь тут, пока не пойму. Наверняка, у меня тут дело! Задание какое-то. Впрочем – продолжил он уже более легкомысленным тоном – я не жалуюсь. У меня здесь много занятий. И я им нужен – не без гордости произнес художник.

      – Так вот. Главное – пережить те «мрачные ночи». Вообще, ничего особенного не происходит, никто не охотится за людьми, но доказывать это бесполезно. И слушать не желают. Вот я и перестал разубеждать их. А в остальное время люди добродушны. Я заметил, что особенно им нравятся описания солнечных дней и летней природы, потому стал «выбираться» в такие края почаще. Я описывал, описывал, но все никак не мог передать то, что хотел, словами. Что люди понимали из того, что я говорил? Что для них слово «красный»? Или «мерцание»? А как описать чувство? Слова решительно бесполезны. Мне хотелось показать им увиденное… но как? Нарисовать? Однако они – слепы. И все же их взгляд в минуту радости прояснялся. Я решил попробовать. Хуже не будет. Попросил женщин выткать мне холст, сказал, что будет представление. Они недоумевали, но просьбу исполнили. Первый блин комом, как говорят, и картины были лишены гармоничности перехода, я был слишком нетерпелив в своем творчестве! С опытом, я научился передавать красоту. Эксперимент дал положительный результат: глаза людей были широко распахнуты, губы приоткрыты, у некоторых они сложились в подобие улыбки, напряженные руки расслабились, прежде сгорбленные спины выпрямились, и люди стали красивее. Счастливее. Я был так воодушевлен случившимся, что провозгласил себя художником. Я решил дарить страдающим солнце,