– Во всяком случае, я узнаю потом у полковника.
Спустя пару минут, ко мне подошел замполит.
– Товарищ ротный командир.
– Да? – я повернулся.
– Я тут посчитал, – замполит оглядел дорогу. – Шестнадцать грузовиков разорвало, из них девять полных людей. В овраге лежит тридцать три тела, примерно, это не считая тех, кто лежит на дороге. Здесь четыре взвода, не меньше. Почти полностью разбит зенитный дивизион, половина артбатареи. В общем, у десяти танков полностью разбита ходовая часть, три других можно восстановить, шестнадцать грузовиков уничтожило, еще пять подлежат восстановлению, потеряли зенитный дивизион, пол артбатареи, а люди…
Замполит еще посмотрел на всю картину разрушения и, тяжело вздохнув, сказал:
– Человек сто пятьдесят – двести потеряли… просто так.
– А с моей роты? – спросил я.
– Ну, не знаю. Может человек двадцать – тридцать.
Я повернул голову, и, осознав масштабы потерь, сказал:
– Нет, Григорий Викторович, – посмотрел я на замполита, – они погибли не зря. Они погибли, защищая страну от фашизма, и даже те, кто не успел ничего сделать, ехали защищать Родину. Они погибли не зря, товарищ замполит. – Я снял каску и отряхнул от мусора. – Нужно доложить комбату.
Сложно смириться с тем, что кто-то погибает вот так, по пути на передовую. К обычной-то смерти солдата привыкнуть невозможно, хотя если смотреть на всю войну, то стоило бы, а к смерти неожиданной, которая даже не в бою на передовой, а в пути на передовую, привыкнуть еще сложнее. Конечно, эти ребята погибли не просто так, нельзя так говорить, что просто так. Просто так на войне никто не погибает.
Я посмотрел на солдат, осматривающих тела погибших бойцов.
– Родь, ты это… построй роту, посчитай, кого нет.
Родион, казалось, не расслышал меня, или намеренно проигнорировал этот не то слабый приказ, не то просьбу, которую я так неуверенно выдал.
– Я что, тихо говорю? – прикрикнул я, повернувшись к Родиону. – Немедленно построить роту, хватит сопли жевать!
Мне показалось, что Родиона даже удовлетворил такой ответ. На углах губ показалась еле видимая улыбка. Он отдал честь и со словами: «Так точно!», ушел, отдавая приказы солдатам.
Я подошел к трупу красноармейца, и присел. Молодой сержант в новеньком обмундировании с погонами, к которым я еще не привык, на груди его красовался орден Красного Знамени. В горле у него был осколок железа, от чего вся его одежда была пропитана кровью. Я закрыл ему глаза, а сам подумал: «Прямо как Катю». От этой мысли стало тяжело на душе. Подошел Родион.
– Товарищ лейтенант, рота по вашему приказу построена!
– Хорошо. Встать в строй.
Родион встал в голове строя, который расположился с краю дороги. Командиры «двадцаток» вышли из строя. Я встал с колен, подошел и посмотрел в глаза