– Фигурально выражаясь, на все сто.
– Отлично. А потому, на этой неделе зачет по материальной части, на следующей – будете сдавать штурману полка зачет по району действий. Ну, а мне НПП. Вопросы есть? Вопросов нет. Все свободны.
И снова учёба. Лейтенант плотно сел за учебники, зашелестел картами. Что – то чертил, строил графики, исписывал листы формулами, приводя в изумление деда.
– Это ж по – каковски? – спросил Афанасий, заглядывая через офицерское плечо в тетрадь. – И на буковки не похоже. Одни крючки.
– Это, дед, астрономия.
– А при чем тут магазин? – удивился Афанасий.
– Какой магазин? – лейтенант уставился на деда. – Я с тебя удивляюсь, Петрович.
В глазах лейтенанта ещё отсвечивала «дуга большого круга», ортодромия с локсодромией, путевой угол со скоростью ветра и целый ряд созвездий. Мыслями он был там, за облаками, где небо постепенно утрачивает голубизну, ненавязчиво переходя в черно-фиолетовые тона. Потому и ответил деду на жаргоне одесских биндюжников.
– Сам говорит, и сам спрашивает, – огорчился дед. – Ты, паря, хоть и шибко ученый, а себе на уме я вижу…
До лейтенанта медленно дошло.
– Петрович, астрономия – это наука о звездах, её практическое использование заключается в отыскании своего места в пространстве: море или воздухе. Понятно?
– Дык… – начал дед.
– Подожди. Я букву «г» говорил?
– Нет, кажись…
– Так вот, гастрономия – это магазин, а астрономия – это наука.
– Дык… – опять заикнулся дед.
– Не морочь мне голову, Петрович, – лейтенант углубился в свои дела и забормотал. – От исходного пункта маршрута…
Дед почесал затылок.
– Дюже ученый, куды нам…
Любовь! Эх, мама родная!.. Как говорил Великий Конферансье: “Не в стиле я страдала – страданула, но исключительно в стиле ля мур, тужур, бонжур”.
Тут надо заметить, что лейтенант Суздалев, несмотря на свои почти тридцать лет, как – то не обзавелся ни женой, ни, соответственно, чадами. Сначала Московский авиационный, учеба в аэроклубе попутно, затем полёты уже не любительские, а профессионально, затем знаменитая ШЛИ [5]и служба… ну об этом позже, как – то не оставили места для личной жизни.
Не сказать, чтобы он сильно переживал по этому поводу, но нет-нет, да и тормозился взгляд то на ножках, то на фигуре, то… словом, глаза отмечали у женщин отдельные детали, будоражащее воображение мужчины, если, конечно, это нормальный мужчина. А лейтенант Суздалев относил себя именно к таким.
– Юра, – говорили сослуживцы, – пора, брат, пора. Мой киндерёнок[6] уже в садик бегает, а ты всё резину тянешь.
– Да куда мне, – говорил Суздалев, – старому больному человеку…
Сослуживцы посмеивались, а он так и оставался в гордом одиночестве. И кто бы мог подумать, что здесь, в этой глуши, судьба прихлопнет его козырным тузом.
Лейтенанту