– Всякое бывает, Дмитрий Алексеевич.
– Ты только все оформи документально, чтоб росписи были в получении материалов и денег в особенности. Знаешь, всякие проверки, комиссии, жалобы… Чтоб нам с тобой не пришлось объясняться потом.
– Мне бы еще хоть тридцать кубов хвойного леса, – скромно запросил Лимон.
– Я подпишу такое распоряжение сегодня же. Потом пригласишь на новоселье.
– Но вы не придете, я заранее знаю.
– Приду, да еще напьюсь до потери пульса. Я от нечего делать, начинаю прикладываться потихоньку.
– Не стоит этого делать.
– А что делать? ну что делать, скажи? Скука… жить скучно – вот в чем вопрос.
9
Начальники любого ранга – это выходцы из рабочих и крестьян разной степени культуры, нравственности, мышления, которые из кожи вон лезли, чтобы дорваться до власти. Это такие же вчерашние плебеи, как все остальные. Разница только в том, что, получив неограниченные возможности, у них ослабевают нравственные тормоза, они не могут остановиться пред многочисленными соблазнами, они начинают уверять себя в своей исключительности и считают, что им все дозволено.
Осуждая своих начальников, мы должны осуждать и себя, потому что правители выходцы из нашей среды, они не явились к нам из другой галактики. Когда мы поносим их, мы не задаем себе вопроса, а какими бы мы были на их месте?
Смело можно сказать: зеркальное отражение нации – в ее правительстве.
В государстве, где нет ни экономической, ни политической диктатуры, порядок навести невозможно. Многие думают, что на западе полная свобода. Это неверно. Там свобода только политическая. Ты можешь кричать: долой президента, да здравствует мраксизм или марксизм! и тебе никто не скажет ни слова. Но ты обязан трудиться, ибо, если не будешь трудиться, создавать материальные блага, ты никому не нужен, никто тебя с ложечки кормить не станет. А ты кричи, дери глотку, сколько душе угодно. Это и есть экономическая диктатура, которой у нас не было при коммунистах, и нет ее в настоящее время.
Дмитрий Алексеевич понимал это, как никто другой. Он пришел к этому постепенно, а когда наступило просветление, равно как и то, что изменить уже ничего нельзя, его охватила скука. Жажда накопительства начала угасать.
Французы предложили ему особняк в Париже за пятьсот тысяч долларов, а он стал кочевряжиться: мол, подумаю, посмотрю,