* № 256 (рук. № 96. T. IV, ч. 1, гл. XII, XIII, и ч. 2, гл. XI– XII).109
С первого же дня после казни,110 поступив в новое товарищество пленных, Пьер почувствовал, что прежде бывшие между им и его товарищами условные преграды рождения, воспитания, нравственных привычек – теперь не существовали более. Прежде Пьер111 старался сблизиться с народом, теперь же вовсе не думал о нем, сближение это сделалось само собою и доставило Пьеру тоже [?] новые, не испытанные им до сих пор наслаждения.
Из числа 23 человек самых разнообразных характеров и званий: офицеров, солдат, чиновников, которые потом как в тумане представлялись Пьеру, в памяти его остался навсегда112 унтер-офицер Томского полка, взятый французами113 в гошпитале, с которым он особенно сблизился. Унтер-офицера этого звали Платон Каратаев. Он был тамбовец и говорил тамошним говором, выговаривая ц вместо ч.114 В воспоминании Пьера этот человек остался олицетворением всего русского, доброго, счастливого и круглого.115 Голова у него была совершенно круглая, как большой мяч. Глаза, очень приятные, большие, карие, были116 круглые, усы и борода, отрастая вокруг рта, составляли круг, рот117 раскрывался овалом, близким к кругу, волоса вокруг лба всегда имели вид круга, руки118 пухлые были почти круглые, плечи округлялись в спине,119 грудь была высокая, округленная, руки он всегда носил в округленном положении, как будто готовился обнять что-то.120 Все морщины на его лице – около глаз и рта были круглые. Он был невысок ростом. Зубы, ярко белые, крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все крепки, ни одного седого волоса не было в его волосах и бороде, но по рассказам его о121 походах, в которых он участвовал 10-летним солдатом, ему должно было <быть>122 гораздо за 50 лет.
Всё лицо было весьма приятно, голос у него был тихий и почти нежный. Говорил он очень складно и кругло, всегда заканчивая свою речь123 и беспрестанно украшая ее поговорками, пословицами и ласкательными мужицкими словами, из которых в особенности он часто употреблял «соколик».124 Он говорил с теми русскими старыми приемами ласки и вежества, с которыми говорят в дальних деревнях. Попав в плен и обросши