Это был Кэмден Маккуин, её единственный друг в этом богом забытом городе. Он подошёл к ней, и она улыбнулась; его высокая тёмная фигура резко выделялась на фоне блёклого пейзажа.
– Можно проводить тебя домой? – спросил он с тихой надеждой. Хотя выглядел он весьма специфически – длинные чёрные волосы, мертвенно-бледное лицо, очки с толстыми стёклами и помада цвета гудрона – он улыбался ей, и на впалых щеках играли ямочки. Он любил эпатировать.
– Если хочешь, – сказала она как можно равнодушнее. По правде сказать, она была рада. Не то чтобы она испытывала к Кэмдену что-то серьёзнее, чем дружеские чувства, но когда он не был погружён в маниакальную депрессию, его компания ей нравилась. К тому же люди почти не смотрели на неё, когда рядом был кто-то вроде Кэмдена. Пожалуй, лишь у него неделя выдалась хуже, чем у неё.
– Ну, как день прошёл? – спросил он, идя рядом.
– Ох, блин. Викки Бессет рассказала всем на уроке истории, что я так странно хожу, потому что весила триста фунтов и сломала лодыжку. Теперь я повсюду слышу в свой адрес «Хромая Корова», – сказала девочка, скрывая за наигранной беззаботностью обиду и стыд, рвущие её на части. Лучше было смеяться, чем плакать, пусть даже последнее было бы искреннее.
– А, Викки. Это она сказала учителю, что у меня в рюкзаке пистолет. Редкостная сучка, – ответил он тем же тоном, что и девочка. Ни один из них не хотел показать другому, как больно его всё это задевает.
– Может, она тебя боится, – предположила девочка. Кэмден не отрываясь смотрел на далёкую гору, и взгляд его был мрачен.
– Ей есть чего бояться. Таких девочек, как она, карма никогда не наказывает по заслугам. Но если она не будет осторожна, я изменю её карму.
Девочка ничего не ответила. Её губы вытянулись в узкую полоску.
Она всего месяц знала Кэмдена, но уже не раз удивлялась тому, что он думал и говорил. Ей всегда казалось, что лишь она одна полна праведного гнева, но она очень, очень ошибалась.
Она решила запомнить: Кэмдена Маккуина лучше не злить.
Общаться с Кэмденом оказалось на удивление легко. У меня никогда не было проблем в общении с людьми. Но в то же время я была уверена, что чувствую исходящие от него волны раздражения. Он прихлёбывал чай маття, я большими глотками пила кофе, и мне никак не удавалось понять, что он чувствует. Он казался открытым, расслабленным, его рука оказывалась в опасной близости от моей каждый раз, когда он ставил чашку на стол. Должно быть, виной всему была моя гиперчувствительность, вызванная воспоминаниями и чувством вины.
– Всё в порядке? – спросил он и положил руку на мою. К счастью, меня не ударило током. Я отвела взгляд от осадка на дне стаканчика, который сосредоточенно рассматривала.
– Да, извини, – ответила я мягко. – Я просто…
– Под сильным впечатлением?
– Видимо, да.
– Воспоминания… – Он осёкся.