Не то чтобы это было очень сложно, но я гордилась, что могу управляться с кофемашиной не хуже, чем проделывать фокусы с картами и стрелять из «кольта» сорок пятого калибра. Я подумала – почему обязательно искать работу здесь, если я могу найти её где угодно? Сиэттл был североамериканской столицей кофе, и я там ещё не жила.
На скорую руку заполнив бланк, я сунула его в задний карман джинсов, но он вывалился оттуда и шлёпнулся на пол. Я повернулась и увидела, как мужчина, нагнувшись, поднимает бланк.
Ну то есть сначала я увидела его макушку, растрёпанные тёмно-русые волосы, доходившие до ключиц. Потом, когда он поднялся – тёмные, изогнутые брови над кристально-голубыми глазами. Кольцо, свисавшее, как вопросительный знак, из узкого носа. Потрясающе красивые губы – верхняя тонкая, изогнутая, нижняя пухлая, чувственная. Небольшую щетину на скулах и подбородке. Он был похож на фотомодель, и когда я оглядела его высокую, крепко сбитую фигуру в шортах карго и поношенной футболке с Игги Попом, обтянувшей его торс, как вторая кожа, у меня перехватило дыхание. Его руки были полностью покрыты татуировками – дикая смесь черепов, животных и странных узоров.
Я выдохнула, лишь когда он заправил волосы за уши. Уши, торчавшие, как у Добби. Замечательно. У незнакомца был недостаток. Я терпеть не могла идеальных людей.
Он протянул мне бланк и улыбнулся, и эта улыбка лишь несколько секунд спустя просияла в его глазах. Сначала в них вспыхнуло и так же быстро исчезло какое-то другое выражение, и я ощутила дежавю, едва не сбившее меня с ног.
Я его знала. Откуда я его знала? И сколько я простояла, уставившись на него, как идиотка? Обычно я соображала гораздо быстрее.
– Ты уронила, – сказал он. У него был необычный голос, низкий, но чёткий. Таким голосом можно было озвучивать документальные фильмы об иероглифах Розеттского камня[5]. Вдоль моего позвоночника пробежали мурашки. Я взяла бланк, и наши пальцы соприкоснулись. Я ощутила электрический разряд. В буквальном смысле.
– Ой! – Я отдёрнула ладонь. Он виновато улыбнулся, сунул руки в карманы.
– Извини. Я хороший проводник.
Я тупо таращилась на него, запихивая бланк обратно в карман.
– Электричества, – продолжал он. – Ну, знаешь, разряды. Я не к тому, что я работаю проводником в поезде или там музыкальным проводником. Хотя я играю на гитаре.
Он молол чепуху, и в любой другой ситуации я решила бы, что он нервничает. Но такая мысль вызывала вопрос, с чего вдруг эта секс-бомба нервничала в моём присутствии.
Нет, я не была некрасивой. От матери-эстонки мне достались высокие скулы, рот в форме сердечка, тёмные глаза с тяжёлыми веками. Но мою красоту замечали не сразу. Если я просто стояла в углу комнаты, вряд ли чей-то взгляд на мне останавливался. Меня не замечали, и мне это нравилось. Если я в этот момент