– Караул! Воры!!
Он отдал караульному офицеру свою шпагу и отправил в Петербург донесение: «Суворов арестован за хищение казенных денег!» В донесении он просил, чтобы его имение было продано, а деньги за него внесены в казну, так как он считает себя главным виновником происшедшего. Екатерина II приказала восстановить армейскую казну и написала Суворову: «Казна в сохранности». И только тогда он вновь вступил в командование вверенными ему войсками.
При Екатерине II все командующие армиями в мирное время по традиции получали должности генерал-губернаторов. Однажды императрица спросила Суворова, какую губернию он хотел бы получить.
– Матушка царица слишком любит своих подданных, чтобы мною наказать какую-либо губернию, – ответил он.
Однажды, приехав в гусарский полк, Суворов наткнулся на молодого гусара, задумчиво пускавшего затейливые кольца дыма из трубки, не заметив присутствия командующего. Его хотели одернуть, но Суворов тихо произнес:
– Не трогайте его. Он видит свой полк в пушечном дыму и себя, скачущим в атаку.
Однажды к Суворову прибыл на службу подполковник, щегольски одетый, обильно надушенный и в модном парике. Суворов прочитал рекомендательные письма и произнес:
– Очень рад, что вы знакомы со всеми моими близкими. Хорошо! Мы тоже постараемся сблизиться с вами.
И Суворов предложил ему прогуляться верхом. Они проездили около двух суток, посещая форпосты и редуты. После этой поездки подполковник понял, что придворный наряд не для полевой службы.
Один генерал, желая выслужиться перед Суворовым, высказал мнение, что следует уменьшить число музыкантов и пополнить ими ряды солдат.
– Нет, – ответил фельдмаршал, – музыка нужна и полезна. Она веселит сердце воина, ровняет его шаг. Бывалые воины под музыку бесстрашно бросаются в атаку, а молодые, увлекаемые их порывом, смело идут в бой за ним. Музыка удваивает, утраивает боевой дух армии! С музыкой я взял Измаил.
Суворов имел обыкновение на официальные приемы появляться при всех орденах, которых у него было великое множество. Как-то в царском дворце к нему подошли несколько дам, жен придворных сановников.
– Ах, Александр Васильевич, вы такой хрупкий, а на вашей груди столько тяжести! Ведь вам тяжело?
– Помилуй бог, тяжело! Ох, как тяжело! – сказал Суворов. – Вашим мужьям не снесть.
Однажды Суворов выбежал навстречу важному гостю, кланялся ему чуть не в ноги и бегал по комнате крича:
– Куда мне посадить такого великого, такого знатного человека! Прошка! Стул, другой, третий.
И Прошка стал ставить стулья – один на другой, кланяясь и прося гостя садиться выше других.
– Туда, туда, батюшка, а уж свалишься – не моя вина, – говорил, улыбаясь, Суворов.
Во время аудиенции императрица спросила Суворова:
– Александр Васильевич! Все ли по заслугам награждены?
– Виноват,