– Потом мы возвращаемся в Москву, – каникулы заканчивались девятого ноября, – а папа улетает в командировку, – отец, правда, сказал, что отлучка будет недолгой.
– Туда и обратно, милый, – уверил он Мотю, – а ты помогай Ларе с Симочкой, – в кроватке сестры что-то затрещало, Мотя приподнялся. Проснувшаяся Симочка с интересом трясла погремушкой. Соскочив с кровати, Мотя подхватил ее на руки. Симочка немедленно разулыбалась. Сестра совала ему игрушку. Мотя пощекотал ее.
– Ты, наверное, хочешь есть, – погремушка полетела на ковер, Мухтар проснулся, – ты лучше всякого будильника… – пес залаял, Симочка довольно рассмеялась.
– Давай ее, милый, – выглянул из-за двери отец, – Лара поспит, мы сами подогреем ей бутылочку, – Мухтар забрался в теплую постель Моти. Поцеловав сына, Саша обнял малышку.
– Сейчас поедим, – Симочка прижалась к его плечу, – доброе утро, доченька… – он пошел с детьми на их собственную кухню.
Вышку возвели на заиндвевшей траве поляны, среди присыпанных снегом ветвей вековых елей. Неподалеку поблескивала черная вода озера.
– Здесь водопой, – шепотом сказал товарищ Котов, – егеря видели целую семью, – спрятавшись за наломанным лапником, они ждали появления кабанов.
– Зимой они по льду переходят на остров, – добавил наставник, – ты, Матвей Александрович, даже нашел там клад, – в сентябре Мотя отправился на таинственный остров, как он называл заросший лесом клочок земли. Мальчик наткнулся на старинную монету, бродя между замшелых валунов.
– Там раньше стоял дом, – восторженно сказал он отцу, – почти ничего не видно, но это, наверное, серебро, – Саша повертел потускневший кругляш.
– Вряд ли дом, – сказал он сыну, – скорее, сторожка, – Саша отправил монету на экспертизу в Исторический музей. Кругляш оказался копейкой времен Ивана Грозного или, как их называли, чешуйкой. Выпросив у Саши цепочку, сын носил находку на связке ключей. Глядя на далекие очертания острова, Мотя нахмурился.
– На моей старой ложке тоже монетка, – ложка перешла от него Симочке, – папа сказал, что это наша семейная ценность, – серебро застучало по чему-то звонкому, он услышал ласковый голос:
– Молодец, беби, – Мотя помрачнел, – а теперь ложечку за дядю, он скоро приедет… – Мотя не хотел вспоминать о бросившей его матери.
– У нас есть Лара, – твердо сказал себе мальчик, – они с папой любят друг друга и всегда останутся вместе. Симочка подрастет и у меня родятся еще братья или сестры, – он нахмурился.
– Но о каком дяде она говорила? У папы нет братьев. Хотя, может быть, у нее был брат… – он велел себе оставить эти мысли.
– Она меня бросила, словно я мусор, – Мотя сжал ружье, – нельзя плакать, я взрослый, мне восемь лет… – он вгляделся в глухой лес. Мотя стоял рядом с просветом во вкусно пахнущем морозом и смолой сосновом лапнике. На вышке нельзя было курить.
– Иначе