И все же в его голове, горячей и неугомонной, какая бывает только в юности, бродила и набирала силу одна мысль: такое не может быть. Гений всего человечества, отец народов, тот, что сидит в Кремле, просто не знает, что творится в стране, занимающий почти полмира. А если ему написать? А если ему рассказать об этом? Он наверняка возмутится и накажет этих негодяев, которые нарочно вызывают гнев народа, чтобы подорвать веру в коммунизм?
Эта мысль так завладела юношей, что он ускорил шаги, стараясь как можно быстрее сесть к столу, взяться за ручку и переложить мысли на бумагу. Целые фразы уже выстраивались у него в голове. Особенно много было слащавых эпитетов: дорогой, любимый, наш отец родной, защитник всех угнетенных, униженных и оскорбленных, мы обращаемся к тебе, защити нас от врагов наших и твоих врагов! Слезы высохли, сердце стало стучать ровно, ритмично.
Дома он отказался от обеда, сел к столу и накатал десять страниц мелким убористым почерком великому Сталину. Но письмо получилось слащавым, чересчур хвалебным, а существо вопроса отодвинулось в самый конец и уместилось в два— три предложения: незаконно отбирают землю, ликвидируют частную собственность, душат людей непосильными налогами, а гос заем выколачивают в принудительном порядке.
Это письмо он отнес своему любимому учителю Чепинцу Михаилу Семеновичу, надеясь получить одобрение. Михаил Семенович оказался дома, прочитал письмо и пришел в ужас.
– Товарищ Сталин это письмо никогда читать не будет, поскольку он получает десятки тысяч писем каждый день. В основном это письма, в которых прославляется его имя. Для сортировки и последующего сжигания или отправления этих писем на места, создана целая служба, огромный аппарат чиновников, может, целая сотня работников НКВД. Кто—то прочитает это письмо и скажет: молодцы ребята, хорошо работают, раз всякие ублюдки на них жалуются. Наш Фокин еще и премию получит или благодарность в худшем случае. Ты должен понять, что идет ломка старого. Наша партия на обломках старого мира собирается построить светлое будущее. Какие там письма, какие просьбы? Наоборот, одобрять, одобрять и еще раз одобрять надо политику родной Коммунистической партии в этом вопросе. И в любых других вопросах.
– Я не пойму, вы говорите то, что думаете или то, что надо говорить?
– То, что надо, то, что надо, мой дорогой! Ты еще слишком молод и поэтому так заблуждаешься.
– Но правда голая, как правда, она не может зависеть от политических целей. Я все равно ее добьюсь, я отправлюсь в окружком комсомола. Что они мне скажут? Вы видите, я хожу как последний бродяга, они у меня все до копейки отобрали, по сути, ограбили, как бандиты на большой дороге. Разве я для того пропустил целый