– Это мясной? – обрадовался он. – Откуда взялся?
– Танюша для тебя постаралась, – вновь певуче зазвучал Михаил. – Да что-то замечталась: сидит, угощать и не думает.
Девушка при этих словах схватилась за лицо и смущённо засмеялась.
– Простите, дядя Миша, – кокетливо сказала она, и тут же взялась за нож и тарелки, заранее подготовленные на краю стола. Тарелок было три. – Между прочим, пришлось повозиться с духовкой – она была в кошмарном состоянии, – с этим словами она коротко покосилась на Илайю.
– Подозреваю, что до встречи с тобой она была непорочна как бракованная утварь на складах ада, – пожал плечами Юлий, вызывая бурный смех девушки.
Она ловко разделила пирог на восемь долек, разложила по тарелкам, одну поставила перед Михаилом, другую – перед Юлием, третью оставила с краю, но, заметив, что Юлий подвинул свой пирог Илайе, спохватилась.
– Сейчас я!
– Не беспокойся, – Юлий уже встал, сам взял себе тарелку, на ходу смахнул с блюда сразу два куска пирога и с аппетитом вгрызся в тесто.
– Я твоей матушки пироги ценил как образец, сколько себя помню, – сказал Михаил. – Я уж не знаю, как тебе это удалось, и говорю сугубо между нами, но ты, – он понизил голос, благосклонно усмехнувшись. – Её превзошла.
– Добавила в мамин рецепт капельку приворотного зелья, – польщённо подмигнула девушка.
Илайя поймала вопросительный взгляд Юлия и кивнула ему в знак того, что пирог и ей очень понравился. Этот её приветливый жест развеял тревогу, которую она заметила в глазах Юлия, и позволил ему ненадолго отвлечься на отца, который повёл речь о своих диванах, и как снизился спрос на них на востоке, и в какой всё в целом пришло упадок, и что давно пора всерьёз озаботиться переводом бизнеса в столицу, или, как вариант, сюда.
– Как я утомился от этой коммерции, – вздыхал Михаил. – Переговоры, торговля, ценообразование – знал бы ты, как тяжело мне всё это даётся. Взял бы меня кто, чтобы за мною только производственная часть крепилась, а все бы эти кунштики чтобы кто-то другой проворачивал, – вот это была бы удача.
Таня слушала его внимательно, серьёзно и время от времени, когда он запинался, помогала ему подбирать слова. Вспомнив, что она танцовщица, Илайя обратила внимание на гибкие и лаконичные движения её туловища, рук, головы и ярко накрашенных губ. Эти движения были еле уловимы, но идеально согласованы, и вся она со своими оранжевыми волосами, уложенными на одно плечо, сосредоточенным лицом, привлекательность которого следовала не из естественной его красоты, но из самоуверенности в его красоте, казалась подчинённой неслышному ритму, доносящемуся из земных глубин. Неподвижным оставался только её взгляд, устойчиво направленный на Михаила, но и тот в отдельные мгновения, теряя равновесие, срывался на Илайю, и тогда в нём появлялось