Если бы об этой любовной истории, невольным свидетелем которой мне довелось стать, я поведал Кадмону, он непременно попрекнул бы меня тем, что я не удосужился изложить ее в стихах, вышел бы занимательный эпиллий, но делать этого мне не хотелось. Не знаю, испытывал ли я жалось к обесчещенной девушке, или же злился на себя за то, что, невзирая на свою хромоту, не кинулся догонять негодяя, совратившего ее, – в любом случае от этого происшествия у меня остался неприятный осадок, и мне не хотелось больше вспоминать о нем. Слишком много чужих бед вокруг и свои собственные невзгоды не слишком предрасполагали меня к размышлениям, которые усугубляют меланхолию.
Когда я вернулся в дом, Меланта уже собирала на стол, она принесла и поставила передо мной целую миску каши с протертым куриным мясом и тимьяном, Амун сэкономила на хлебе, чтобы впервые за последние полтора месяца купить цыпленка.
– Я готовила сама, – сказала она, поглядывая на меня исподлобья.
Все время пока мы сидели за столом, кошка, время от времени откуда-то прибегавшая к нам в дом, сидела у самой двери, пытаясь подцепить лапой сороконожку, забившуюся в щель между камнями у порога. И хотя Меланта не переставала улыбаться, я видел, что ее большие спокойные глаза, устремлены куда-то мимо животного, вслед ветру, от которого в серебристом лунном свете трепетали мутно-зеленые листья олив.
Было очень душно, от кратковременной вечерней прохлады не осталось и следа, поневоле я завидовал тем, кто мог принимать ванну в своем доме. Мой старый хитон, пропитанный потом, прилипал к телу, и я собрался уже было сказать, чтобы Амун принесла мне воды омыть лицо, но тут Меланта громко вскрикнула, заставив меня оглянуться. Кошка метнулась в угол, пропуская нежданную гостью. Каника с растрепанными волосами неподвижно застыла на пороге, придерживая на плече разорванную ткань одежды.
– Что за несчастье, милая? – Меланта кинулась к ней, усадив ее на скамью у самой двери. Но на немую девушку, обычно бурно жестикулировавшую, когда к ней обращались, словно нашло колдовское оцепенение.
Из другой комнаты, откинув занавеску, вышла Амун.
Она забормотала, растирая руки Каники в своих сухих сморщенных ладонях, Амун ко всякому случаю всегда знала подходящее заклинание, а я в отличие от Клейтофонта так и не смог толком научится понимать ее, когда она говорила на своем языке.
– Все эта жара… – заметила Меланта, погладив девушку по голове.
– Сейчас принесу ей маковой настойки. Ей нужно поспать.
Меланта присела рядом на скамью, положив голову Каники себе на колени, и стала ласково перебирать ее спутанные