Путями ветра. Ольга Казакова

подвергнуться допросу. Но много ли они смогут рассказать? Уверен, ни одни из них и понятия не имеет, что произошло, но, возможно, всем им придется вскоре расстаться с жизнью. Пиррению грозит смерть так же, как и всем прочим, несмотря на его многолетнюю преданность хозяину. Клитий возвращался домой с виллы Эвмена Сосибия к началу третьей стражи, неподалеку от храма Артемиды, он вышел из носилок и велел рабам идти дальше и ждать его в конце улицы. Пиррений уверял, что его господину всего лишь захотелось пройтись в одиночестве, ни о какой назначенной встрече или других причинах столь странного поступка диойкета он и не слыхивал. Назад они кинулись тут же, когда услыхали дважды повторившийся крик Клития: «Сюда, сюда!».

      Было уже почти светло, когда я остановился, осматривая камни дороги в двух стадиях от храма, на них еще была видна кровь. Чуть дальше от дороги находилось здание старого гимнасия, от него осталась лишь пара стен и одна колонна, груды камней были свалены поблизости, там должны были построить еще один храм или театр, но работы приостановили еще пару лет назад. Я осмотрелся вокруг и поднял глаза к вершине колонны.

      Кто бы ни убийца, ему некуда было бы спрятаться, если только он не успел взлететь вот туда на самый пик колонны, озаренный теперь яркими лучами восходящего солнца. До улиц, в закоулках которых он успел бы потеряться, расстояние было много большее, чем то, что позволило бы ему скрыться до прихода рабов, почти мгновенно вернувшихся на крик своего хозяина.

      Разумеется, стражники обшарили храм и развалины, и даже все окрестные дома, но не обнаружили ни следов преступника, ни его сообщников, если таковые вообще существовали. Неясно было одно – как успел скрыться убийца? Рабы должны были заметить человека, нанесшего смертельную рану диойкету… или же оставалось предположить наихудшее – сами были в сговоре со злоумышленниками.

      Сомнительно все же, чтобы Клитий Мелиус мог бы слепо взирать на готовящийся против него заговор в его собственном доме. Он был достаточно умен и уж тем более предусмотрителен. Ни опьянение, ни какие-либо иные обстоятельства не могли вынудить его, рискуя своей безопасностью и зная о невиданном доселе разбое на ночных улицах, отправиться до дома пешком, повелев рабам покинуть его. И все же он поступил так, вопреки здравому смыслу. И мне хотелось бы знать – почему?

      Глава 4

      Я поддался слабости, о которой упоминает поэт, более других любимый мною, но презираемый нынешними утонченными ценителями – «Слабость печали в лицо не смотреть, но встречать ее в пол-оборота, как гостью, которой явленье не в радость…».

      Моя слабость заключалась в том, что я попытался забыться и отвлечься от болей, беспрестанно терзавших мои внутренности и убивавших во мне способность к размышлению. Кроме того, я огорчался все больше и больше, понимая, что, вопреки всем моим стараниям, поэзия была также далека от моих свитков, как далека скала мятежного титана от острова моих бесплодных мечтаний4. Мне