Он молчал. Он не знал, что сказать. Задержать? Попросить остаться? Что это за решения, кто их принял в одиночку, не беря в расчет Семеныча?
– Катенок, останься со мной, почему ты ушла? Ведь я любил тебя. Я совсем не хочу, чтобы ты исчезала. Ты нужна мне, необходима. Какими словами еще просить тебя? Почему ты говоришь, что будешь приходить недолго, приходи ко мне каждый день, каждую ночь, ну и пусть, что тебя нет, для меня ты есть, я слышу и чувствую тебя. Мне плохо без тебя.
«Тише, тише, что ты?» – Катенок согревала его своим теплом, успокаивала, убаюкивала, – «Ты любил совсем не меня, и скоро ты об этом догадаешься, и меня, как таковой и не было в твоей жизни, я не могу сейчас тебе этого рассказать, ты не поймешь. Мне нужно уйти было, и тебе это было нужно. Не воспринимай это как плохой факт. Вот увидишь, дальше все пойдет как нельзя лучше. Тебе будет хорошо так, что вскоре забудешь меня. Ты сейчас не сможешь воспринимать мои слова, да и вспомнить их – у тебя не получится, потому что ты человек. Ты только поверь мне. Ведь ты мне всегда верил. Поверь в то, что так надо. И так произошло. Я не могла дать всего того, что нужно тебе. В этом никто не виноват. Так иногда происходит. Скоро рассвет, спи, Семеныч, закрывай глаза. Сегодня у тебя будет чудесный день, поверь мне. Спи, пожалуйста, я очень тебя люблю, когда тебе будет плохо, если тебе будет плохо – я обязательно буду рядом, но этого не должно случиться, я буду стараться, чтобы тебе не требовалось мое присутствие. Спи».
Последние ее слова Семеныч не слышал, он крепко спал.
Очень крепко. Семеныч редко когда не видел снов. Но сейчас не видел. Во сне Семеныч ничего не видел. Совсем ничего. Но слышал. Он слышал какие-то хлесткие звуки. Не видя, что является их источником, тем не менее, Семеныч понимал, что это звуки бича, опускающегося на истерзанные тела рабов. Рабов, окровавленными ладонями из последних сил гребущих по бокам греческой галеры… Семеныч слышал шум морских волн, крики чаек, злую хриплую ругань на непонятном для Семеныча языке. Много разных непривычных Семенычу звуков слышал он в этом сне. Но все эти звуки неожиданно были сметены, заглушены, заменены, смяты и стерты из памяти единственным волшебным звуком… Мягким, мощным, красивым и настораживающим одновременно. Звуком, заставляющим спокойно вздохнуть и тут же беспокойно забиться сердце от предчувствия неизведанного ранее восхитительного блаженства. Звук уносил Семеныча из сна в чудесную страну чувственных наслаждений… Семеныч испытал настоящий восторг, тело его резко напряглось и… как будто опало, расслабившись до изнеможения. И, проваливаясь в наступающую тишину, Семеныч краем затухающего сознания понял, что это была песня сирены…
Можно было бы предположить, что утро для него будет неожиданным, приятным. Но нет, он проснулся раздраженный. Проснулся поздно, позднее, чем всегда, но достаточно рано для