отправилась с Батистом через Лимож в Пиренеи, на свою родину, в Фуа. Это решение было прямым следствием ее болезненного настроения: принося себя в жертву, она надеялась найти успокоение от мучивших ее сомнений. Грубость мужа сделала для нее невозможным дальнейшее сожительство с ним и положила конец рабской покорности, с которой она переносила свою участь; тем более что долгое пребывание в Блуа пробудило в ней дремлющую склонность ее сердца. Она любила короля и вместе с тем инстинктивно понимала, что за бурными проявлениями страсти в нем скрывалось крайнее легкомыслие и ненасытная жажда новизны и перемены, которые казались ей еще ужаснее, чем суровость ее мужа. Чем больше она думала, тем мучительнее становились ее мысли. В замке Шатобриан у нее остался ребенок, о котором болезненно тосковало ее сердце; она знала, что после ссоры с мужем, вероятно, навсегда будет разлучена с дочерью. К этому примешивалось тяжелое сознание, что окружавший ее мир никогда не простит ей насильственного развода с мужем и увидит в этом самые недостойные побуждения с ее стороны. В себе самой она также не находила никакой поддержки. Воспитанная в правилах строгой нравственности, она считала чуть ли не преступлением свое отречение от супружества, которое было заключено и освящено церковью на всю жизнь. Могла ли заменить все это любовь короля? В его любви она видела только временное увлечение и полное отсутствие глубины и прочности. Сердце побуждало воспользоваться минутой, нашептывая ей, что искреннему чувству нет дела до будущности и что оно довольствуется настоящим. Но совесть удерживала ее и говорила, что при тех несчастных обстоятельствах, в которых она находится, нет иного исхода как отказаться от любви и обречь себя на страдание. Графиня тем охотнее последовала голосу своей совести, что по своей природе, подобно большинству женщин, была более склонна к жертвам, нежели к активному противодействию, и находила своего рода удовлетворение в самоотречении. Ввиду грозившей ей опасности она спаслась бегством в родные горы, чтобы в случае крайности скрыться от света за монастырскими стенами. Она хотела облегчить душу откровенным рассказом перед строгой матерью, которая жила в одиночестве в своем замке Фуа, и во всем подчиниться ее воле. Но, тем не менее, ее сердце билось больше от боязни, чем от радости, когда, поднявшись на последние горы, она увидела перед собой свою живописную родину, окрашенную в суровые краски наступающей зимы. Внизу под ее ногами слышалось завывание ветра, который с шумом проносился по оврагу, высоко поднимая сухие листья и разбиваясь об окружающие скалы и скалистый замок Фуа. Она остановила лошадь и, сбросив вуаль со своего бледного лица, печально взглянула на признаки начинающейся бури и прошептала: «Ты счастливее меня, вольный ветер; если я не найду приюта на утесе Святого Спасителя, где преклоню я свою голову?..»
Тогда еще незначительное и убогое, местечко Фуа лежало в долине, покрытое сероватой мглой; окружающие виноградники, лишенные листьев, представляли печальный
