– Привет, Юн, – вдруг слышу я.
Оборачиваюсь. И вижу Хильду, она стоит посреди балкона, с пачкой “Принс майлд” в руке. Приветливо мне улыбается. Она всегда приветлива, не пойму, черт побери, как Эскиль ее заарканил, не пойму, как она его терпит, – во всяком случае, он ее не заслуживает.
– Привет! – отвечаю я, подхожу, кладу руку на ее голое загорелое плечо, рядом с татуировкой, изображающей какой-то азиатский символ. – Давненько не видались! – Я обнимаю ее.
– Верно. Я не видела тебя с шестидесятилетия Греты.
– Фу ты, а я и не помню. Здорово тогда перебрал, – говорю я, со смешком.
Она не смеется, смотрит на меня в упор и осторожно улыбается, странноватой улыбкой, улыбается так, словно жалеет меня, понять не могу, почему она меня жалеет, но впору подумать, будто на мамино шестидесятилетие я что-то натворил, отчебучил что-то, сам я не помню, но вполне возможно, пьяный был вусмерть. Впрочем, не стоит сейчас думать об этом, нельзя слишком серьезно воспринимать все, что мне говорят.
– Как жизнь? – спрашиваю.
Она смотрит на меня, улыбается, теперь улыбка самая обыкновенная.
– Хорошо! А ты как?
– Тоже хорошо! – отвечаю, стараюсь говорить бодро-весело, улыбаюсь ей.
Две секунды.
– А как с группой? – неожиданно слышится голос Эскиля.
Оборачиваюсь, он не спеша идет к нам, темные очки сдвинуты на лоб, смотрит на меня, посмеивается.
– Как дела с группой? – опять спрашивает он, небрежно подмигивая, весь прямо лучится самоуверенностью и спокойствием.
– Отлично! – Я тоже стараюсь улыбнуться. – Работаем!
Он кивает, а немного погодя спрашивает:
– Ты не староват для этого дела, а?
– Староват?
– Ну, мотаться по стране и мечтать о лаврах поп-звезды, – говорит он.
– Я, между прочим, о лаврах поп-звезды вовсе не мечтаю, – отвечаю, чувствую новый прилив раздражения, но продолжаю улыбаться.
– А-а, ну да, ну да, – говорит он. – Ты же артист!
Смотрю на него, тоже хочу съязвить, но не выходит, не могу я ничего затевать, ведь добром это не кончится. Смотрю на него и только посмеиваюсь, вроде как принимаю его слова за шутку, вроде как не слышу в них сарказма. Оборачиваюсь к Хильде, с улыбкой гляжу на нее, но она не смотрит на меня, стоит и как бы чмокает губами, смотрит на Эскиля, взглядом просит его умерить свой пыл. В глазах деланное безразличие, она как бы показывает, что он ее утомляет.
– Что случилось? – спрашивает Эскиль. Глядит на жену, вскидывает брови, корчит преувеличенно невинную мину.
– Ничего не случилось, – говорит Хильда.
– У тебя такой усталый вид!
Она