– Эйзенхауэр и Фостер Даллес[17] отказались от своих слов, потому что они сомневались в том, не слишком ли крепкие узы связывают Насера с Советским Союзом. Они предпочитали опираться на Тито. Хрущев приехал в Лондон, и я его предупредил: «Любое жесткое вмешательство вашей страны в дела Среднего Востока, которое может помешать добыче или транспортировке нефти, жизненно необходимой для безопасности и экономики Запада, заставит нас отреагировать и, при необходимости, применить силу». Я напомнил Хрущеву о заявлениях Насера, угрожающих свободному движению по Суэцкому каналу, и прибавил: «Мы не сможем жить без нефти, и мы не позволим нас удушить».
На самом деле все уже было разыграно. Насер получил отказ американцев от строительства плотины, находясь в самолете, в котором он летел вместе с индийским премьер-министром Неру в Каир. «Какое нахальство», – пробормотал он.
Вечером он готовит свой ответ: национализация Суэцкого канала, доходы от которой позволят построить Асуанскую плотину. Назавтра в Александрии он выступает перед 250 000 человек и рассказывает этой толпе о своей дуэли с американской дипломатией: «…эти господа, которые напоминают Фердинанда Лессепа». Это зашифрованный сигнал. «Командос» при звуке имени основателя канала захватывают это гидротехническое сооружение, в то время как в Каире полиция занимает помещения «Суэцкой компании».
Вторая половина дня сумрачная. Сквозь большие окна видно, как тяжелые облака плывут по небу. Столовая погружена в молчание, а бывший премьер-министр, предавшись воспоминаниям, вертит в руках серебряный нож.
– С того самого момента, как Насер объявил о национализации канала, ситуация чрезвычайно усложнилась, так как поле для маневра оставалось крайне узким. Легкое заикание, которое я заметил у Идена в начале разговора, становится сильнее.
– Должен признаться, мои американские друзья вели себя чрезвычайно двусмысленно. Они требовали от нас сдерживать проникновение Советов на Средний Восток, полностью отказываясь вмешиваться в войну, которую они развязали. Эйзенхауэр ничего не хотел слышать о военной интервенции за несколько месяцев до президентских выборов, на которых он надеялся снова одержать победу. Для Вашингтона это означало также окончание войны в Корее и отказ от любых новых конфликтов. Улавливаете мою мысль? Насер был уверен, что мы никогда не нападем на него, но Эйзенхауэр думал так же.
– И кто же подтолкнул вас на применение силы?
– Конечно, Насер.
– Это правда, что вы его сравнивали с Гитлером?
Лицо Идена становится мрачным, будто истинная боль, более глубокая, чем вызванная простым воспоминанием о прошедших событиях, снова охватывает его. Я вспоминаю, что Иден и его близкие принесли тяжелые жертвы войне: двое его братьев погибли на фронтах 1914–1918