– Ну, что ты молчишь? Ты презираешь меня?
– Дурачок! – я нашла в темноте его руку и крепко сжала. – Конечно, нет. И не осуждаю. Более того, скажу честно – я тебя понимаю.
– Рыжая, ты лучше всех! Я знал, что ты поймешь! Как же я тебя люблю!
Он схватил меня и прижал к себе так сильно, что у меня в боку что-то хрустнуло. Я слабо пискнула, и Жером немедленно разжал руки.
– Прости, мышка!
– Прощаю, но за «рыжую» ответишь! – и я принялась его лупить по всему, что попадало под руки. – Я не рыжая, сколько тебе объяснять! Я каштановая!
Жером смеялся и отбивался. А потом мы, устав, просто сидели, взявшись за руки, и молчали. Да и что тут говорить. Я понимала своего молочного брата и только удивлялась, как же он ждал так долго. Конечно, не мог такой умный, сильный и уже взрослый мужчина всю жизнь прозябать на нашей конюшне. Но до революции у него не было никаких шансов продвинуться на военной службе – не дворянин, он всю жизнь оставался бы солдатом. А сейчас с его талантами он обязательно проявит себя.
Я хмыкнула, вспоминая наши детские игры в войну.
– Чему ты улыбаешься? – Жером легонько толкнул меня плечом.
– Да так… А помнишь, как мы сражались на пустыре за оврагом? Я была Вашингтоном, а ты Корнуоллисом.
– Да уж. Такое забудешь! – он немного помолчал, а потом добавил. – Знаешь, я думаю, что если бы мы сражались на самом деле, ты меня и тогда бы точно разбила. Это тебе, а не мне надо в гвардию.
Мне оставалось только посмеяться. Это, конечно, было лестно, но все же не соответствовало действительности. У Жерома был талант, военный талант. И я помолилась про себя, чтобы мы никогда не оказались настоящими противниками. И чтобы он остался жив.
Уже светало, потянулся утренний туман, и мне стало зябко. Мы пошли домой, и я опять вела его за руку, как в детстве.
А на следующий день он уехал.
С бароном он попрощался в библиотеке. О чем они говорили, я так и не узнала. Папа не хотел отвечать на расспросы, а я не настаивала.
Матильда разом постарела. Теперь она могла подолгу сидеть, глядя куда-то вдаль, и молчать. И ее совсем не беспокоило, что Альфонс потихоньку забрал в свои руки всю власть в доме. Правда, на кухню он все же предпочитал не соваться.
Иногда до нас доходили сведения об успехах Жерома. Изредка появлялся и он сам. Его надежды на отправку на северо-восточный фронт не оправдались – полк, в котором он служил, остался в Бретани. Это не помешало ему быстро выдвинуться. Он проявил себя с лучшей стороны, конвоируя в Париж хлебные караваны, и через три месяца уже был сержантом.
Я молилась за него каждый день.
Начался прилив. Подобравшаяся вода уже окружила валун, на котором я так удобно устроилась. Пора было возвращаться. Малыш меня, наверное, заждался. Как бы ни