– Расскажи-ка все подробно, Джо. Я не очень довольна, но не могу винить тебя, потому что понимаю, как охотно ты пожертвовала предметом своего тщеславия, как ты это называешь, ради любви к отцу. Но, дорогая моя, в этом не было необходимости, и я боюсь, что совсем скоро ты об этом станешь жалеть.
– Нет, не стану, – решительно возразила Джо, чувствуя огромное облегчение оттого, что ее проделка не вызвала всеобщего осуждения.
– Что заставило тебя решиться на это? – спросила Эми, которая скорее позволила бы отрубить себе голову, чем отрезать свои хорошенькие кудряшки.
– Мне просто до смерти нужно было сделать что-нибудь для папы, – объяснила Джо, когда все собрались за столом, ведь молодые, здоровые люди хотят есть даже тогда, когда приходит беда. – Я так же, как наша маменька, терпеть не могу занимать деньги, и я знала, что тетушка Марч станет каркать, она вечно каркает, даже если гривенник у нее попросишь. Мег отдала всю свою зарплату за квартал, чтобы уплатить за аренду, а я на свою только одежки себе купила, так что почувствовала себя негодяйкой и просто обязана была достать немного денег – хоть собственный нос с лица продать, но достать.
– Ты напрасно почувствовала себя негодяйкой, девочка моя, у тебя не было одежды на зиму, и ты купила все самое простое на свои трудно заработанные деньги! – сказала миссис Марч, глядя на дочь так, что у той потеплело на душе.
– Мне и в голову сначала не приходило, что можно продать мои волосы, но, пока я ходила и думала о том, что способна сделать, я почувствовала, что могла бы зайти в какой-нибудь дорогой магазин и попробовать чем-нибудь там поживиться, но тут я увидела в витрине парикмахера выставленные там косы с ценниками, а на одной черной косе, потоньше, чем моя, было указано: «сорок долларов»! И вдруг меня словно осенило: у меня же есть что-то, за что я могу получить деньги! И я не задумываясь вошла в парикмахерскую, спросила, покупают ли они волосы и сколько дадут за мои.
– Я даже представить себе не могу, как ты на это решилась! – сказала Бет в благоговейном ужасе.
– Ну, парикмахер оказался малюсеньким человечком, который, наверное, способен был только собственные волосы бриолинить и больше ничего. Сначала он просто стоял и смотрел на меня, будто не привык, чтобы к нему врывались девицы, жаждущие продать свои волосы. Он сказал, что мои ему не нравятся – цвет у них не модный, и он вообще никогда много за волосы не платит: работа с ними требует больших затрат и так далее. Становилось поздно, и я побоялась, что если не сделаю этого сразу, то не сделаю уже никогда, а ведь вы знаете, когда я что-то начинаю, я терпеть не могу бросать это на половине. Так что я стала уговаривать его их купить и объяснила ему, почему я так