– Конечно нет!
– Весьма признательна, только я занята! – И Мег быстро достала свою рабочую корзинку, потому что они с маменькой решили, что девушке покамест лучше не слишком часто кататься с вышеупомянутым молодым джентльменом.
– А мы втроем будем готовы через минуту! – крикнула Эми, выбегая из гостиной, чтобы вымыть руки.
– Могу ли я что-нибудь сделать для вас, мадам матушка? – спросил Лори, склонившись над креслом миссис Марч и, как всегда, с любовью на нее глядя. Любовь слышалась и в его тоне, когда он к ней обращался.
– Нет, спасибо, мой дорогой. Только загляните в почтовую контору, если вам не трудно. Сегодня как раз наш день получать письма, а почтальон не пришел. Отец наших девочек всегда точен, как само солнце, но, видимо, что-то задержало письмо в пути.
Громкий звонок в дверь прервал ее речь, и через минуту в гостиную вошла Ханна с конвертом в руке.
– Тут эту ужастную телеграфную штуковину принесли, ма-ам, – сказала она, вручая хозяйке конверт с такой осторожностью, будто он мог вот-вот взорваться или нанести какой-либо вред.
При слове «телеграфную» миссис Марч схватила конверт, прочла две строки, там содержавшиеся, и снова упала в кресло, побелев так, словно белый листок бумаги пулей пронзил ее сердце. Лори бросился на кухню за водой, Мег и Ханна поддерживали миссис Марч, а Джо прерывающимся от испуга голосом читала вслух:
Миссис Марч, ваш муж очень болен. Приезжайте немедленно. С. Хейл. Госпиталь Бланка. Вашингтон.
Какая тишина воцарилась в комнате, когда все слушали Джо, затаив дыхание, как странно сразу потемнел день за окном и как вдруг показалось, что резко изменился весь мир, когда девочки стояли вокруг матери, чувствуя, что все счастье, вся опора их жизни могут быть у них вот-вот отобраны.
Однако миссис Марч быстро пришла в себя, перечитала телеграмму, раскрыла объятия дочерям и проговорила тоном, которого они никогда не смогли забыть:
– Я тотчас поеду, но ведь может быть уже поздно! Ах, дети, дети мои, помогите мне это вынести!
Несколько минут в гостиной слышались лишь рыдания, прерываемые неловкими словами утешения, нежными заверениями в готовности помочь и шепотом, полным надежд, но заглушаемым плачем. Бедняжка Ханна первой сумела оправиться и с неосознанной мудростью показала всем добрый пример, ибо для нее панацеей от большинства бед была работа.
– Да охранит Господь нашего дорогого! Не стану я время попусту терять на рев да охи и ахи, а соберу-ка вам враз вещички в дорогу, ма-ам, – сказала она самым сердечным