Марина смутно помнила бабушку, которая скончалась, едва ей исполнилось три года. Казалось, что их семья всегда состояла из родителей и сестёр. Только Алсу застала то безмятежное время, когда она была единственной любимой дочкой и даже, пусть и недолго, – любимой внучкой. Родители до сих пор не простили своевольную Татьяну, хотя она регулярно слала им письма и фотографии внучек.
Марина бродила вдоль кромки прибоя, размахивая корзинкой и периодически выкрикивая заученные фразы:
– Сувениры на память о Чёрном море! Всем родственникам и друзьям. Недорого, почти даром. Ручная работа!
Алсу шла молча, чуть позади, но как только активизировались привлечённые рекламой покупатели, догоняла Марину и предлагала поделки из своей корзинки. С каждым годом такая торговля становилась для неё всё более мучительной. Она стыдилась всучивать ракушки отдыхающим, не желала выглядеть назойливой лавочницей.
Татьяна не выкрикивала рекламные лозунги, шла по песку и тихо и ненавязчиво предлагала свои изделия. Слова были те же, что произносила Марина, но выглядело это совсем иначе, мягко, почти грациозно. Будто она делает одолжение тем, что предлагает посмотреть на подлинное искусство.
Инна семенила следом, держась за подол длинной хлопковой юбки. Курортники восхищались разительным контрастом между высокой, черноволосой женщиной и её белокожей, светловолосой дочкой. В таком тандеме Юдины продавали больше всего сувениров.
Корзинка у Марины пустела медленно, она успела отчаяться, что рыбалка не состоится и перестала зазывать покупателей.
– Марин, иди сюда.
Она оглянулась. На пластиковых лежаках расположилась компания студентов, что снимала у них домик уже вторую неделю. Они как раз находились в стадии затаённой печали, когда начинают посещать мысли о скором отъезде и тянет приобрести что-нибудь на память.
Звал её Алексей, самый младший среди друзей. Его тяжело было не заметить: природа щедро одарила его не только привлекательной внешностью, но и приятным характером. Никто не мог сказать, что к нему нужен особый подход или что в дурном настроении его лучше не трогать. Оно не бывало плохим. Модернизации лица в виде пирсинга в брови и серёжки в ухе ему здорово шли, придавая задора и намекая на хулиганские замашки. Слева на подбородке темнела аккуратная родинка. Алексей её называл местом для поцелуя.
Он похлопал ладонью по своему лежаку.
– Что