будут соблюдаться минимальные нормы благоприличия». Нет, себя я никак не могу назвать благоприличным. Я смотрю на женщин так, потому что не знаю, как смотреть на них по-другому. Вероятно, к сожалению для «симпатичных» женщин, для «просто приятных» женщин, однако на таких я из предосторожности взгляд никогда особо не задерживаю. Я не грубиян, в случае чего и оживленный разговор заведу, но язык моего тела не оставит никаких сомнений.
Не с тобой, нет-нет, крупными буквами написано у меня на лбу.
Даже и думать нечего. Никогда в жизни. Симпатичные женщины компенсируют недостаток физической привлекательности теми или иными умениями, приобретенными в других областях. К примеру, когда собирается компания в сотню человек, именно они намазывают булочки на всех. А не то берут напрокат карнавальные шапки и маски для всех и каждого. Или привозят на грузовом трехколесном велике куда больше дров, чем требуется для всех жаровен. «Вилма такая милая, – твердит народ. – Милейший человек! Кто в наше время так поступает? Кто бы вообще подумал об этом?» Впрочем, любому заметно, что Вилма слишком бледна, слишком худа или попросту слишком некрасива, но ведь она делает столько бескорыстных добрых дел, что язык не повернется заикнуться о ее внешности. В конце концов на одной из таких вот многолюдных вечеринок какой-нибудь мужчина клеится и к Вилме. Часто едва ли не в прямом смысле слова. Тот самый мужчина, который весь вечер стоял на краю танцпола. Двигался заодно с танцующими, но сам на танцпол не выходил. Держал в руке бутылочку пива, покачивал ею в ритме музыки. Но это и единственное, что в нем двигалось ритмично. «Помнишь того парня? – позднее говорит народ. – На вечеринке? Он теперь с Вилмой». Отныне он и к пекарю за двумя сотнями булочек ездит, и дрова колет для жаровен. Вилма отдыхает после многолетних выступлений в роли милого человека. И попробуйте-ка с нею не согласиться. Потом появляются дети. Весьма некрасивые. Высокоодаренные и не слишком контактные. Дети, которые ходят в школу с удовольствием. Перепрыгивают через несколько классов, но всегда бывают объектом издевок. Если впоследствии они работают лишь подсобниками где-нибудь в экологически чистом молочном хозяйстве, то большей частью виновато здесь общество. Вилмины приятельницы между тем спрашивают себя: ну что Вилма могла найти в этом неповоротливом парне? Однако им все
понятно. Чтó им понятно, Вилме они напрямик не говорят. Только друг дружке. «Хорошо, что у нее есть
хоть кто-то, – говорят они. – Может, это звучит глупо, но в известном смысле они вполне друг другу под стать».
Ты бы смог с ней? В студенческие годы мы вечно спрашивали друг друга об этом на практических занятиях по патологоанатомии. Когда на секционный стол клали свежий труп. То изможденную старуху, отказавшую свое тело в пользу науки, то жертву ДТП, у которой в кармане нашли документ с таким же распоряжением. Спрашивали, чтобы унять мандраж. Предшествующий анатомированию человека. «Ты бы смог с ней?» – шептали мы друг другу, украдкой от профессора. Называли суммы. «За штуку? За миллион? Нет? А за пять миллионов?»
Уже
