…Была белая ночь. Платон и Ульяна возвращались с премьерного просмотра. Они шли через знакомый сквер. Здоровались с соседями.
Здесь, в центре Петербурга, жизнь текла неспешно. Этот район был маленькой провинцией в большом городе. Все знали друг друга по многу лет. Стереотип жизни почти не менялся. Менялись цены и качество товаров в сумках и целлофановых пакетах. Но люди умудрялись делать вид, что ничего не происходит. Одних стариков сменяли другие. Дети вылезали из колясок и бежали в математическую школу. И вскоре выходили на пенсию и сидели на скамейках вдоль загаженных собаками дорожек, грелись под луной.
Платон и Ульяна бегали трусцой в Парке. Катались на лодках, а зимой надевали коньки и лыжи… Но теперь они опасались переходить улицу из-за потока машин. Да и появляться в Парке без сопровождения сторожевой собаки было небезопасно.
– Мы их всё же взяли, – сказал Платон. – Задели за живое. Два раза срывались на аплодисменты. Два раза!
Ульяна кивнула.
– Но что-то гложет… нет радости… – продолжал Платон. – Не получилось… То, что хотели, не вышло…
– Нормальная работа, – ответила она спокойно.
– Но Лиза прекрасна. Мы не ошиблись в ней…
– Да, у неё блестящее будущее… Если не сопьётся… Если не задвинут завистники… Ты влюблён?
– К счастью – нет… – Он задумался, чтобы ответить честно. – Нет, не влюблён.
Он вспомнил, как на банкете Лиза подошла к нему и поцеловала в губы. Он не мог понять, не мог решить для себя, что значит этот порыв – благодарность или нечто большее…
А Ульяне вспомнилось, как в экспедиции, когда они снимали натуру в начале зимы, их пригласили в парилку гарнизонной бани воздушно-десантной дивизии.
….Знакомый с детства дух… Воздух раскалённой пустыни, из которой наши предки пришли на север много тысяч лет назад…
От самой двери начинались дубовые ступени. Они вели вверх под чёрный потолок. Справа синело большое окно. Слева – выпятились бесстыдно и неприлично два мощных чугунных крана для холодной и горячей воды… с опущенными головками…
Внизу на первой ступени расположилась старуха Полина Александровна Чегодаева, директор картины. Её обнаженное уродство напоминало о скоротечности человеческого времени.
Чуть выше грелись женщины помоложе – звуковики, костюмеры, работники бухгалтерии…
Ещё выше потела девочка-хлопушка. А рядом с ней травестюшка, изображавшая уже лет двадцать в фильмах и сериалах нимфеток.
На две ступени выше сидели две ассистентки – образцово-показательные девушки, девушки без изъянов, которые помогли бы запомнить их. Обе загорелые и уравненные фитнесом до образа манекенов. Только у одной остались белые полоски на плечах и светились не тронутые загаром грудки, а другая была сплошь смуглая.
А на самом верху этой пленительной для мужских глаз лестницы сидела Лиза Пантыкина, во всем своём великолепии.
Когда