И этот актёр с оттопыренными ушами, но такой родной, любимый, что его за глаза все называли ласково – Ушастик… Грустный, ранимый, но способный на месть… даже на убийство.
Это не экзотика, это сегодняшняя Россия.
Ушастик бродил по безлюдному городу, не зная, почему жители покинули его. А там, оказывается, прорвало магистральную трубу газопровода. И облако газа медленно перемещалось по полям и оврагам к пятиэтажкам и высоткам, садам и паркам, казино и ночным клубам областного центра. Перетекало, невидимое, и могло взорваться в любую секунду. Людей срочно эвакуировали. А Ушастик не знал ничего… У него даже радиоприемника не было… И аккумулятор мобильника истощился…
Ему хотелось курить… Но спички отсырели, а зажигалка исчерпала свой ресурс…
На витрине ларька, за стеклом, лежали красные, синие, белые зажигалки, изображавшие российский триколор…
Ушастик поднял палку и пытался разбить стекло.
Его усилия были напрасны, даже когда он ударил по стеклу урной. Стекло было пуленепробиваемое.
Он разглядел небольшую табличку. Владелец ларька предупреждал, что на витрине не настоящий товар, а муляжи…
И вдруг наступила тишина.
Герой, да не герой он вовсе – лузер – встретил молодую женщину… Ту самую, которой всё равно… Лизу…
Зал притих.
У Платона отлегло от сердца. Он глотнул из фляжечки коньяку.
– А мне, – коснулась его локтя Ульяна.
Он протянул в темноту руку.
– Ты не очень, – сказал он шёпотом. – После просмотра – банкет…
Он увидел, как она сдержанно ликует, радуясь его победе. Она никогда не ликовала бурно. Он чувствовал кожей – она ликовала. Своей и его победе. Потому что вроде бы скромные бытовые диалоги, которые были написаны Ульяной, имели свойство соединяться с личностью актёра, давали актёру возможность вложить в них свой второй, третий и другие смыслы. Они были просты, конкретны и многозначны одновременно.
Платон вглядывался в зал.
Кто-то кашлянул там, в темноте, но его не поддержали…
Теперь эти люди были в его власти… Нет, не в его власти, во власти тревог, терзавших его всю жизнь… Во власти его бессонницы и тоски… Они вступали в резонанс с тревогами других людей… Создавали тревожное духовное поле.
– Что будет со мной завтра?
– Что будет с Россией завтра?
– Что будет со всеми нами, людьми, завтра?
– Мы нужны Богу?
– Мы нужны Ему, если каждый второй человек считает, что может прожить без Него?
– Зачем мы Ему, если творим столько зла?
– Или мы не нужны Ему? И никому вообще не нужны во Вселенной…
– Почему горят церкви от удара молний?
– Почему гибнут невинные дети, а преступники процветают?
– Зачем рождаемся, если так быстро проходит жизнь?
– Смерть – конец всему или начало?
В фильме об этом не говорилось прямо. Только пророки и графоманы способны