Водрузившись на своё место, мужчина отхлебнул чай из стакана и, прямо в обуви, вольготно развалился на матрасе.
– Кошмары, боец? – глаза смотрели с усмешкой, краешек губ слегка приподнят.
– Так точно, – слегка помедлив, ответил я.
Сунул ноги в армейские зелёные тапочки с нарисованным на них порядковым номером «8», поднялся и потёр лицо. Всё позади, нет никакой бури, нет автобуса, нет Города, пожирающего одного за другим солдат. Нет, и никогда больше не будет. Армия кончилась – началась гражданская жизнь. Дембель, как-никак.
За окном проносились заснеженные пейзажи. Отглаженные ветром белые скатерти полей окантованы алым закатом, плавным градиентом переходящим в тёмно-синее небо. Если приглядеться, то на снегу можно заметить редкие цепочки звериных следов, старательно маскируемые позёмкой. Поезд мчался дальше, белые просторы сменились укутанными в зимние одежды хвойными лесами. Испачканные сумерками стволы деревьев слегка покачивались на ветру, изредка роняя с плюшевых ветвей снежное крошево. Догорающий закат, не поспевающий за поездом, петлял между деревьев, пропадал из виду, время от времени вспыхивая рубиновым светом, обрамлённым в паутинки заиндевевших ветвей. Первозданная красота природы, без малейшего намёка на присутствие человека. На десятки километров ни бетонных коробок мегаполисов, ни тесных огненных потоков транспортных магистралей. Никакого Города, никакого Катаклизма. Лишь дрёма залитого полутьмой леса и стук колёс. Зима…
Я открываю шкатулку с вырезанным на крышке порядковым номером, что именуется душой. Несмазанные петли скрипят, норовя привлечь чьё-нибудь внимание. И без того темное дерево выцвело, покрылось выщерблинами и пятнами ожогов, углы сбиты, а у замка неаккуратные следы взлома.
Я открываю шкатулку, имя которой Иван Селезнёв, и заглядываю внутрь, ожидая обнаружить там радость возвращения домой и предвкушение встречи с родными и близкими, но не нахожу ничего, кроме страха, пустоты и въевшейся во внутреннюю обивку пыли.
Захлопываю крышку.
– Тебя, гэта самае… как звать? – из задумчивости меня вырвал голос соседа.
Я отвёл взгляд от окна и с какой-то неуместной растерянностью уставился на протянутую руку. Не то чтобы этот мужик мне чем-то не нравился или раздражал, но отвечать на приветствие не особо хотелось.
– Ваня, – пересилив себя, я всё же пожал ладонь.
– А меня Игорь, – улыбнулся в ответ мужик. – Игорь Белов, ага.
Рукопожатие у соседа уверенное, крепкое, но без свойственной некоторым людям грубости, когда пальцы сжимаются, словно тисками. Не знаю зачем, но тряся мою кисть, Белов попытался развернуть её ладонью вверх, но я, вежливо улыбнувшись, высвободился и вновь отвернулся к окну, всем своим видом показывая,