Ещё вчера лавинообразно разрастающийся Катаклизм растворился так же внезапно, как и возник. Беда ушла, но события, участником которых я стал, до сих пор являются мне во сне.
Отключаю всё ещё пикающие наручные часы, беру мыльно-рыльные принадлежности2 и направляюсь в туалет. В темноте мирно посапывают спящие солдаты… ну а я… Ну а я, рядовой Иван Селезнев, готовлюсь к утреннему осмотру3…
ГЛАВА ПЕРВАЯ. ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ
Город. Огромный монстр, притворившийся мёртвым. Подпускает нас поближе, на расстояние молниеносного броска. Так близко, чтобы без шансов. Так близко, чтобы наверняка. Мы медленно заползаем в его глотку, переваливаемся через ряды зубов. С интересом рассматриваем неподвижный язык. Смеёмся, фотографируем друг друга на его фоне, беспардонно тычем раскалёнными автоматными стволами в серую плоть, оставляя на ней выжженные отметины. Жгучая боль покрывает асфальт трещинами, затопляет подвалы, бессильно скребётся в окна, но Город не поддаётся на её провокации и остаётся неподвижным, лишь бы мы сделали еще несколько шагов по направлению к распахнутой глотке.
Город. Покинутый, но не заброшенный. Выцветший, но не забытый. Не живой, но и не мёртвый. Серые многоэтажки, проглатывая горизонт, простилаются на многие километры вперёд. Создают иллюзию бесконечности. Бесконечный серый бетон, бесконечный полумрак переулков, бесконечное одиночество. Бесконечная звенящая тишина. Многозначительная, как ритуал молчания на похоронах, нарушаемая лишь шелестом промозглого ветра, гоняющего по асфальту оранжевые листовки. Бесконечная эйфория ребёнка, предоставленного на выходные самому себе, со всеми вытекающими развлечениями. Распахнув небеса, Город с интересом рассматривает памятники, некогда возведённые своими создателями, но видит в них лишь напоминание о вытравленных паразитах.
Город, как проказа. Город, как всесильная панацея. Он отучил нас от праздного любопытства, повседневной скуки и ощущения вседозволенности.