И правда все здесь было шиворот-навыворот. Все как не надо. Не как у нормальных людей. Но этот пробирающий до мозга костей, трижды исторгнутый возвратным эхом голосовой пассаж ставил все перевернутое на ноги. В сердце мягкими лапками прокрадывалась бесконечная жалость к ним. Не такими уж казались они безнадежными зверьми.
Так тонко чувствовать и звуком окрасить всю гамму эмоций могла всего лишь одна особь. Особь разумного существа. А единственным разумным существом на этой планете был человек.
«Значит, земляночка. Кому еще быть кроме нее?!» – догадался Пытливый.
Впрочем, чтобы догадаться, не обязательно было особо давить на серые клетки мозга…
Земляночка уже стояла в рост. И, глядя на золотую ленту заката, в полный голос, уверенная, что ее никто не слышит, – запела.
Слова ее песни были наивны. Но они так искусно вплетались в мелодию, что песня трепещущая над морем, представлялась живым существом с кровоточащим сердцем. А сердце то принадлежало земляночке. Воспроизведи ту песню кто другой – без той тяжести на душе и без того голоса – промелькнула бы она серой уточкой над серой волной. И кто бы ее заметил? И кого бы она тронула?..
Глаза Камеи налились слезами. Они с изумлением смотрели на Пытливого: «Как ты здесь оказался?» – и с невыразимой нежностью – «Как вовремя ты появился. Я думала о тебе…»
Отягощенная странными думами, упала на грудь Дремина голова. Пытливому же после этой волшебной песни, вида растроганной Камеи и впавшего в меланхолию Дремы – стало не по себе. Он подошел к Камее и, бережно взяв в ладони ее лицо, поцеловал. «Какая к черту после такой песни сдержанность,» – сказал он самому себе, а вслух произнес:
– Она – чародейка!
В ответ, словно боясь кого вспугнуть, она прошептала:
– Я потрясена! Какой голосище! Таких даже у нас, в Великом Кругу Миров, раз-два и обчелся.
– Диапазон ее тембра аномален, – отозвался Дрема. – От колоратуры до баритона. Вы обратили внимание, как опустила она голос, когда выпевала о злом шквале и о морском Боге, что пригнал к их берегам суда с разбойниками?..
– Всевышний вложил в нее чудо, – прошептала Камея.
– Наверное не только в нее… – сказал Пытливый.
– Что ты хочешь этим сказать? – вскинулся Дрема.
– Неужели непонятно? Всмотрись да вслушайся. Кругом – люди. Человечество! А хор-то – волчий. Гримасы-то звериные. В этом бедламе сказочного голоска земляночки