Каждая четверть витка лестницы заканчивалась небольшой каменной площадкой, над которой в стене темнела обитая железом дверь. Кое-где в стене, намного выше дверей, чернели маленькие полукруглые оконца.
В такое оконце едва можно было просунуть руку. Но Ахана вошла в него, когда наступило утро, и оставалась весь день с братом, заточенным в каменном мешке под самой крышей башни.
Принесли еду: миску вареной фасоли, две плоских лепешки, кувшин воды. Ему уже была знакома такая посуда. Сшитая из толстой, пропитанной маслом кожи, она не билась и не могла дать Ханису острых осколков. Одежду у него отняли, оставив взамен два куска толстого войлока: постелить на пол и укрыться.
Не прикоснувшись к пище и воде, он расстелил войлок так, чтобы косо спускавшийся из-под потолка луч освещал его, лег и тихим голосом начал свое утреннее обращение к Солнцу.
О дружбе
Только второй свиток открыл Акамие тайну загадочного поведения грозного стража ночной половины.
Раскачиваясь с полуразвернутым свитком на коленях, Акамие нараспев читал: “ Это подобно магниту и железу. Сила вещества магнита, связанная с силой веществ железа, не обладает достаточной самостоятельностью, чтобы устремиться к железу, хотя оно с нею однородно и принадлежит к ее стихии. Но сила железа, так как она велика, устремляется к своему подобию, ибо движение всегда исходит от более сильного, а сила железа свободна по существу и не задержана никаким препятствием, и она ищет то, что с ней сходно, и предается ему, и к нему спешит по природе и необходимости, а не добровольно и преднамеренно…»
Акамие прикрыл глаза, осмысливая прочитанное. Это было похоже на истину: ведь железо всегда движется к магниту, и никогда не бывает наоборот.
– Вот царь силен, а я слаб, но я иду к нему и спешу на его зов: против природы, не добровольно, но по необходимости… – Акамие усмехнулся. – Выходит, железо – наложница магнита, и никогда не бывает наоборот.
Акамие прокрутил сандаловые палочки, разматывая свиток, чтобы продолжить чтение. Тут-то между слоями пергамента и показался краешек шелкового лоскута. Акамие торопливо развернул свиток, и лоскут целиком оказался перед его глазами.
Строчки с уползающими вверх хвостами состояли из угловато выведенных знаков базиликового письма. Под ними не было подписи, но Акамие будто глазами увидел, как брат Эртхиа старательно выводит их, прикусив кончик языка:
«Возлюбленный мой брат!
Необъяснимая превратность Судьбы воздвигла преграды между нами. Оплакивая твою участь, ищу способа облегчить ее. Не развеют ли твою печаль эти рукописи, составленные высокоучеными мужами?»
Акамие прижал лоскут к сердцу, и его губы сложились в дрожащую, мокрую от слез улыбку. Эртхиа так старался порадовать его и угодить, что написал свое послание самым изящным шрифтом, самым утонченным