– Смотри, – пригрозил Эртхиа, – браслет у меня с собой. Если меня поймают…
– Если тебя поймают, – вздохнул евнух, почесывая пальцем макушку под узлом волос, – если тебя поймают, почтенный, мне будет не до браслета.
Шипя от злости, Эртхиа продрался сквозь колючие кусты и тогда, прикинув высоту стены, оглянулся. Евнух все еще стоял у незакрытой двери.
– Ну и?.. – спросил Эртхиа.
– Ну и раз ты, почтенный, не можешь справиться с этой жалкой оградой, придется предложить тебе веревку с крюком.
– Так давай же ее! И почему не дал мне ее сразу? – посетовал Эртхиа, догадываясь, что евнух не полезет в кусты, чтобы подать ему веревку.
– Видишь ли, почтенный, за веревку надо платить отдельно… и сразу! – твердо закончил евнух.
Эртхиа сорвал с пальца перстень.
– Давай веревку!
Евнух на минуту скрылся за дверью и появился, уже неся в руках моток веревки с трехлапым крюком.
– Возьми же ее, почтенный…
Эртхиа взвыл и с треском ринулся через кусты. Евнух испуганно зашипел, Эртхиа вырвал у него из рук веревку и пару мгновений спустя был уже на стене.
– А перстень, почтенный, ты же обещал?
– На, – протянул Эртхиа перстень на ладони и как бы невзначай наклонил ее чуть сильнее, чем следовало. Перстень сорвался, тускло блеснул в полете и упал в самую гущу розовых кустов.
О том, как наложник и царевич играли в гости
По другую сторону стены Эртхиа ждали точно такие же заросли, но слыша шорох веток и сдавленное оханье за стеной, он чувствовал себя отмщенным.
Одно из окон было слабо освещено изнутри, Эртхиа подкрался к нему.
Заглянув, испугался, не обманул ли его евнух.
Перед двумя большими аттанскими фонарями на подушках вполоборота к окну сидел мальчик, из тех, что под покрывалом. Его волосы были заплетены в тонкие косички и искусно уложены на спине в узор, скрепленный не одним десятком заколок с головками из драгоценных камней. В ушах висели тяжелые гроздья рубинов. На обнаженных плечах и груди драгоценные камни в ожерельях и бусах теснились гуще, чем в оплечье царского наряда. Руки были унизаны браслетами от запястья до плеча. Алый шелковый шнурок, несколько раз обвитый вокруг талии, поддерживал белые шальвары из ткани тонкой, как паутинка.
Между фонарями на подставке стояло большое свеженачищенное серебряное зеркало, бросая свет на лицо невольника. Мальчик сидел, закрыв обведенные черным и золотым глаза. Губы его были искривлены сдерживаемым плачем – он боялся повредить искусно наложенную краску.
С болью, какой не помнил за всю свою жизнь, Эртхиа поверил в то, что уже увидели его глаза: волосы золотисто-белы, пальцы намного смуглее, чем все тело, – это мог быть только брат Акамие.
Нет, нельзя было приходить сюда, понял Эртхиа. Разве обрадуется Акамие тому, что брат увидел его – таким?
И Эртхиа решил,