– В нашем деле математика тоже полезна, – Степан закрыл дверь шкапа. «Курс-то надо прокладывать».
– Степа, – брат замялся, – а ежели кто из них не захочет капитаном быть?
– Как не захочет, – удивился Ворон, – что еще им делать?
– Разным можно заниматься, торговать можно… – осторожно начал Петя.
– Да родятся у тебя сыновья, – успокоил его Степан, – вы с Марфой молодые, ей и тридцати не исполнилось. Не хочу я мальчишек разлучать. Они друг к другу привязаны и матери у них нет более.
Степан прервался: «Черт, совсем старый стал. Мне надо на южный берег заглянуть, с долгами расплатиться, а потом в Плимут ехать».
– Что-то дорого, – заметил Петя, глядя, как старший брат отсчитывает золото.
– Я если гуляю, Петенька, дак гуляю, – ответил Ворон. «Ты верно сказал, деньги сейчас не те, что были. Девственницы пятнадцатилетние нынче недешевы, милый мой».
– Бросил бы ты сие, Степан, – неохотно сказал брат.
– В Новом Свете и брошу, – Степан закрыл кошелек. «Я и на берег сходить не собираюсь, придется до Лондона потерпеть. Ты остаешься?» – он накинул плащ.
– Да, мне завтра с Джоном сидеть, и делами позаниматься надо, – Петя обнял брата. «Езжай осторожнее, дороги обледенели, лошадь не гони».
Степан прикоснулся губами ко лбу Пети, что он делал только изредка: «Да не умру я на суше, братик».
Ворон вернулся в усадьбу поздно, когда все спали. Отперев дверь кабинета, положив на стол счета по новому кораблю, полученные в Адмиралтействе, он заметил на полу что-то белое. Присев на край кресла, Степан развернул письмо. Листок заговорил с ним детским, задыхающимся голосом.
– Дорогой Стивен! – писала она. «Я знаю, что вы сейчас уезжаете в Новый Свет, и все время плачу, потому что я не могу быть без вас, потому что я вас люблю. Вы, наверное, думаете, что я маленькая девочка, и ничего не понимаю, но я вас люблю с того мгновения, когда мы встретились. Я всегда буду вас ждать, и даже если я больше никогда вас не увижу, тоже буду. Как писал сэр Томас Уайетт:
В нем – средоточье горя моего,
Страдание мое и торжество.
Пускай меня погубит это имя, —
Но нету в мире имени любимей.
Внизу она приписала, торопливо чиркая пером: «Пожалуйста, сожгите это письмо! Пожалуйста!!!»
Степан бережно сложил листок. Он помнил сонет из той книги, что когда-то читала ему Маша. Тео немного изменила строки. Уайетт обращался к женщине.
– К Анне Болейн, – вспомнил Степан, – ладно, с утра с ней поговорю.
Взяв свечу, Ворон прошел к затихшим детским. Из-за двери невестки донесся плач девочек. Он постучал: «Помочь тебе?».
– Спасибо, они грудь взяли, –