– Его нашли мертвым час назад… только что увезли тело…
– Как так мертвым?.. – Оторопел я, хотя уже пару часов предчувствовал, что именно это неотвратимое и страшное с ним и могло случиться…
– Похоже на убийство, но полиция все еще будет проверять, вести расследование… – добавил служащий.
– Убийство?!.. – В голове крутился наш вчерашний разговор, и снова этот хоровод из его манжетов с запонками, мужской фигуры в черном, испачканного грязью тренча, кладбищенских котов, яблочного чая и кальянного дыма, от которого у меня нестерпимо кружилась голова… Я пытался примирить живого, насмешливого, циничного Хасима, только что отвечавшего мне в телефонной трубке про сотню оболтусов, не выносящего всех этих уличных торговцев, стамбульской грязи и собиравшегося сдать в местную химчистку свой испачканный грязью тренч, с этим жутким словом «убийство», но перед глазами внезапно все поплыло, губы пересохли, а ноги стали подкашиваться.
– Хотите воды? – участливо спросил меня служащий отеля.
– Да, пожалуй, – ответил я, бессильно опускаясь на диван. Голова кружилась, мысли путались.
Выпив воды, я кое-как поднялся и сказал: «Спасибо, я, пожалуй, пойду». Но служащий спохватился и сказал мне:
– Постойте, я совсем забыл: меня попросили записывать имена всех, кто может спрашивать вашего знакомого, и… – Он помедлил. – Я обязан записать Ваше.
Соображал я медленно. Мысли так беспорядочно перебивали друг друга у меня в голове, что я не знал, за какую из них ухватиться. И первым, что пришло мне в голову, было понимание того, что я, вполне возможно, был самым последним человеком, видевшим Хасима живым… И, возможно, из-за этого меня могут в чем-то заподозрить… И вот в мыслях тревожно замелькали образы полицейских допросов… Но все же постепенно я сообразил, что бояться мне нечего, потому что, попрощавшись с Хасимом, я пришел домой и лег спать. И меня входящим в здание, где я живу, видели несколько человек. С другой стороны, я мог рассказать этой самой полиции, что Хасима преследовали. Потому я, почти не сомневаясь, назвал свое имя и даже помог служащему записать его правильно, показав ему бывший у меня с собой паспорт.
Потом я побрел домой. По пятницам у меня была всего одна утренняя экскурсия, после которой я был свободен. Но если бы была еще одна, я бы, наверное, отпросился, сказавшись больным, поскольку сознание мое наотрез отказывалось понимать происходящее. Потому я машинально поднялся к себе, заперся в своей комнате, не раздеваясь, прямо в одежде повалился