Хозяйка поздоровалась, пряча глаза, и прошла в глубину комнаты к дощатому столику.
– Вы, наверно, голодны? – она выложила из видавшей виды пластиковой сумки несколько небольших пакетов, развернула, в них оказалась обычная еда, которую Дану и Нике довелось уже попробовать в придорожных забегаловках, истратив старухины монеты до последней. Маленькие продолговатые лепешки, нечто вроде овощных котлет, несколько розоватых плодов, ароматом напоминавших яблоки, но приторно-сладких. Это была дешевая еда, и вкус у нее был такой, каким должен быть вкус дешевой еды. Оттуда же появилась и бутылка таны – чуть солоноватого мутного напитка. Покончив с пакетами, хозяйка покопалась в сумке и извлекла из нее многократно сложенный листок бумаги… не терпевший излишних сложностей Дан окрестил бумагой материал местных книг и тетрадей, больше похожий на ткань.
– Это вам от Поэта, – она протянула записку Нике.
– «Буду вечером, никуда не выходите», – прочитала вслух Ника. – Вы с ним виделись?
– Нет, он передал мне записку через Дора.
– А как его, собственно, зовут? – поинтересовался Дан небрежно.
– Поэт, – удивилась хозяйка.
– Но это не имя, а профессия или занятие, должно же у него быть какое-нибудь имя.
– Не знаю. У него нет другого имени. Все зовут его Поэтом, – в ее глазах мелькнуло нечто, очень похожее на нежность.
Показав гостям на стол, она выскользнула из комнаты. Через минуту неслышно вошла ее дочь, принесла две щербатые тарелки, стаканы и местные однозубые вилки, похожие на малюсенькие стрелы, вставленные в круглые толстые трубочки.
– А вы? – спросила Ника.
Девочка смутилась.
– Спасибо, я не хочу, я уже ела сегодня, а мама устала очень, она прилегла.
– У вас есть еще комната?
– Есть. У нас в квартире только мы с мамой живем, остальных переселили в Дома.
– Какие дома?
– Дома! – она удивленно вытаращила глаза, и Дан счел за благо не задавать дальнейших вопросов.
Поэт