Со стороны села Гвардейское по озеру подплыли на лодке два местных мужика. Держались они перед пришлыми людьми с достоинством. На правах знатоков здешних мест указали Дорошенкам, притащившим на берег лимана волокушу, рыбное место. Сами завезли на своей лодке рыболовную снасть, правда, тащить сеть из пучины вместе со всеми не стали. Присели в сторонке, чинно курили и о чём-то негромко перешёптывались. Вскоре волокуша вышла на мелководье, в её мотне от обилия рыбы вскипела вода. Огромные рыбные чушки, спасая свои жизни, перепрыгивали через поплавки. Рыбаков, тянущих верёвки, охватила неистовая страсть. Хуторяне, поддавшись всеобщему азарту, бросили на землю недокуренные цигарки и тоже схватились за верёвки.
Когда богатый улов оказался на берегу, сразу разбирать его не стали. Довольные удачно сотворённым делом рыбаки присели тесным кругом и под острое словцо дружно закурили. Как всегда, на общий перекур прибежал запыхавшийся Иван Жмых. Правда, на удивление многих, курить табак вместе со всеми не пожелал. На заманчивые предложения курящих лишь отмахнулся рукой. По-приятельски кивнул полковнику Поддубному и, не спрашивая разрешения у оторопевших товарищей, принялся по-хамски рыться в куче живой рыбы. На глазах приумолкших казаков Жмых нагло оттянул в сторону огромного сома. Затем, важно надув давно не бритые щёки, преспокойно стал нанизывать на заранее приготовленную ветку плакучей ивы добрых судаков. Страсти возле неисправимого наглеца накалялись. Иван, понимая, что более медлить нельзя, отложил почти законченное дело и, хитро поблёскивая глазами, как ни в чём не бывало оглядел приумолкших казаков. На суровых лицах товарищей застыл нескрываемый упрёк. Поддубный наивно улыбался и выглядел со стороны не совсем серьёзно. А вот в глазах Семёна Дрозда сверкало лютое раздражение. Иван далее испытывать судьбу не стал, но за счёт упёртости своего характера решил-таки ещё несколько мгновений поводить за нос притихший народ. Для этого вытащил из тины лягушку за заднюю лапку, и когда та принялась яростно сопротивляться, швырнул её через левое плечо. Доведённая до крайности толпа нервно засверкала глазищами. Жмых расценил этот недобрый знак как призыв к действию. Резко повернулся в сторону Остапа Головченко, загадочно сощурил глаза. Поправил для солидности тыльной стороной ладони свои пышные усы и тоном главного заговорщика, наконец, заговорил:
– У вашего