– Возьми меня с собой, Сашко, к басурманам. Не мужское это дело в обозе плестись, – упрашивал Иван Жмых Масюка, но Сашко делал вид, что ничего не слышит.
Страшный гнев охватил Ивана, от чего лицо его стало пунцовым. С нервно дрожащих его губ вот-вот должна была сорваться ярая матерщина. Товарищи Масюка зароптали. Жмых как-то сразу сник. Завертел бритой головой по сторонам, явно ища поддержки. Вдруг наткнулся взглядом на приятельски улыбающегося Тригуба.
– Ну и чёрт с вами! Пожалеете ещё, но уже поздно будет, – смело бросил команде Масюка Иван и, не теряя достоинства, шустро метнулся к лодке Степана.
На его пути неожиданно вырос Ефим Бык. Большим пальцем пудового кулака неопределённо указывая через правое своё плечо, недобро поблескивая чёрными глазами, убедительно посоветовал резко остановившемуся Жмыху:
– Иди, Ваня, туда… У нас своё чудо есть.
Злые языки тут же развили мысль Ефима дальше. Иван явно понимал, что обойти громилу Быка ему не представлялось возможным. Обида и унижение захватили его сердце, и он, безнадежно махнув рукой, наконец, смирился. Отошёл в сторону и сквозь горькие слёзы долго искал, у кого бы разжиться табачком. Выпитая ранее чарка водки более угнетала Ивана, чем радовала весельем его сердце. Нестерпимо хотелось курить. Сгорая от собственной жадности, Жмых достал свой кисет. Лодки одна за другой начали отходить от берега. В море уходил лёгкий заработок, а на берегу Ивану оставалась лишь только чёрная зависть.
С первыми лучами солнышка разбитый месяц назад в неприметном месте Кинбурнской косы лагерь пришёл в беспорядочное движение. Заливались водой ставшие ненужными очаги. Снимались со своих мест шатры. Запрягались в повозки пригнанные сюда из Сечи вьючные животные. Всё грузилось на возы. Спрятав наконец в камышах плавней до лучших времён ставшие пока не нужными шесть лодок, немного приуставшие переселенцы, как повелось от предков, присели на дорожку. По команде полковника Поддубного Гаврилы Степановича дружно поднялись на ноги и, ещё раз оглядевшись, начали грузиться на свои повозки. Возницы громко покрикивали на животных. Быки, тужась, разгоняли повозки. Скрип колёс слышен был далеко. Утренний ветерок лениво трепал густые кроны придорожных деревьев. Острый запах дегтя подхватывал свежий поток воздуха с востока и уносил его вместе с собой на запад.